Маргарита Дюжева - Жаркий Август. Книга Вторая

Никита прав. Тысячу раз прав. Но от этого еще тяжелее в груди.

– Барсадов-старший вот советовал молчать.

– Мало ли, что говорит папенька! Он далеко, а вы здесь! Ему неизвестно, каким Тимур стал за эти три года. Он не знает, насколько сын изменился. Только с твоих слов. Его советы, может, и имеют смысл, но это не закон, не истина в последней инстанции.

– Как насчет тебя? Ты же настоятельно рекомендовал держать язык за зубами и ни о чем ему не говорить.

– Рекомендовал, – легко соглашается, кивнув головой, – но это было раньше. И, опять-таки, до личного общения. Сейчас я пробыл три недели с вами, и мне кажется, Тимур в полном адеквате. Особенно после последних событий. Да ты и сама это знаешь.

Знаю. Тот Тимур, что был вначале, и тот, что сейчас, – это два разных человека.

Лишь пожимаю плечами.

– В общем, думай Васька. Дело твое и тебе решать. Я вмешиваться не стану, но настоятельно рекомендую еще раз подумать… и рассказать ему сейчас. Потому что потом могут возникнуть проблемы.

– Какие?

– Я не знаю. Возможно, после первой радости он задастся вопросом: "Какого хрена ты держала его в неизвестности?" И твое оправдание: "Хотела сделать сюрприз" не поможет. Он не девочка сахарная, которая начнет прыгать и хлопать в ладоши, получив новые бусики. Он – взрослый мужик, попавший на три года в ад. Ключи от этого ада у тебя. И если не скажешь сейчас, то получается, что добровольно, сознательно удерживаешь его в состоянии раба, не давая ему вздохнуть, расправить спину. Вот и все.

Прикрыв глаза, медленно выдыхаю. Как сказать Лазареву, почему я не могу заставить себя поведать о свободе Тимуру, если сама не до конца поняла?

Сейчас Тим близко, и наши отношения совсем на ином уровне, чем вначале. Я просто боюсь, что стоит ему узнать о свободе, как он моментально переключится. Нет, не станет вредить и хамить, как вначале. Конечно же, нет. Просто он погрузится в размышление о будущем, в страстное ожидание свободы, и на все остальное ему будет плевать. Да, он будет благодарен мне до безумия за свободу, за возможность вернуться к нормальной жизни. Но при этом будет страстно мечтать поскорее упорхнуть прочь, чтобы рабство, Ви Эйра и я вместе с ними остались далеко позади. Будет отмечать каждый день в календаре, как я делала это раньше.

– Чего ты боишься? Я никак не пойму, – Лазарев смотрит в упор, не моргая, ожидая от меня честного ответа.

Зря. Меня под пытками не заставят признаться в том, что происходит. Это моя тайна, и я хочу похоронить ее глубоко-глубоко, чтобы никто и никогда не смог докопаться.

Он понимает, что говорить не буду, и только качает головой.

– Эх, Васька, Васька, – с тяжелым вздохом поднимается на ноги, – вот вроде умная, смышленая, но иногда …

– Что иногда? – подозрительно смотрю на него, потому что кажется, будто он говорит не только о Тимуркиной свободе.

– Ничего, – парень уходит, оставив меня в каком-то взвинченном состоянии.

Весь вечер не нахожу себе места. Брожу из угла в угол по комнате. Думаю. О словах Ника. Он прав во всем, я и сама приходила к тем же выводам и не раз, но…

Черт побери, как же надоело это "но"!

Вспомнила его отца, который будет тянуть до последнего с приездом, потому что не хочет напрягать Тимура своим появлением. Не хочет, чтобы Тимур чувствовал себя некомфортно из-за того, что его видят в таком статусе. Мудрый мужик.

Я тоже этого не хотела. Кто бы знал, как я мечтала встретиться с ним при других обстоятельствах. Мечтала, чтобы между нами железной стеной не стоял статус раб-хозяйка. Он все портит, пачкает, сводит на нет любые положительные сдвиги в отношениях. И Никитка прав, что Тимур сейчас в подвешенном состоянии, и как бы все не было спокойно, он не знает, чего ждать от жизни через день, через неделю и уж тем более через пару месяцев.

Может, все станет лучше, если я ему расскажу? Он поймет, что скоро станет свободным, воспылает ко мне пламенной любовью, и оставшиеся два месяца мы проведем, купаясь в идиллии, и дальше пойдем по жизни, крепко держась за руки.

Маловероятно.

Я бы на его месте после таких новостей была бы нацелена только на одно: вытолкать из своей жизни, своей памяти все, что связано с этим периодом. И меня в том числе. Поскольку я хоть и положительный, но все-таки эпизод, являющийся частью трехлетнего ада. Он будет благодарен до конца дней своих, но при этом будет страстно желать забыть.

Казалось бы, нелепая проблема, высосанная из пальца. Если любишь человека, то скажи ему правду. Вот и весь расклад. Но так хочется еще немного времени побыть в том мире, что установился у нас сейчас. Не имею в виду рабское положение Тимура. Ни в коем случае. Я говорю о другом. Совсем о другом.

Наверное, я эгоистка, раз в голове бродят такие мысли. Но… Я ведь тоже живой человек, со своими страхами, желаниями, эмоциями. Знаю, что должна сказать, но как же не хочется становиться статистом в этой истории, перевалочным пунктом. Не хочется, чтобы, глядя на тебя, другой человек думал, что скоро свалит и больше никогда даже не посмотрит назад. Вперед к светлому будущему. А так действительно будет. Зверь, который видит выход из клетки, никогда не обернется на своего надзирателя. От этого никуда не деться, не убежать. Суровая действительность.

Вечер провожу в сомнениях, в тяжких мыслях. И нет никакого результата. Мечусь между "сказать", "сказать, но позже" или "все-таки устроить сюрприз". У всех вариантов свои плюсы и минусы. И этот анализ, взвешивание возможных последствий, прогнозирование выматывают похуже напряженного рабочего дня. А время убегает сквозь пальцы.

Завтра Никита уедет.

Зубы сводит то ли от страха, то ли от… предвкушения. Потому что внезапно до меня доходит, что мы с Тимом останемся вдвоем, наедине. И мурашки вдоль хребта, и дрожь в груди под сердцем. Господи, как все сложно.

Вот и настало оно. Утро, когда Лазарев должен был уехать.

Завтракали, как всегда, вместе. Парни о чем-то бодро разговаривали, а я сидела в углу и угрюмо молчала, чувствуя себя грустной, испуганной и разбитой. Грустно – оттого что Никита уезжает. Страшно – от неизвестности относительно нашего с Тимуром дальнейшего совместного проживания. Разбитая – из-за бессонницы, тяжких мыслей и постоянно терзающих сомнений. Жуткий коктейль.

Как так получается, что вроде все наладилось, все хорошо… Да какое там хорошо, все просто отлично. Но на душе кошки скребут? Как?

В очередной раз проскакивает мысль, что, возможно, я сама себя перемудрила, накрутила, что надо отпустить ситуацию и жить спокойно дальше, и будь что будет.

Кто бы еще объяснил, как это сделать.

После завтрака Лазарев стал собираться. Поскольку вещей с собой привозил мало, времени этот процесс много не занял. Покидал в сумку одежду, какие-то личные вещи, документы. Вот и все.