Ирина Якубова - Легенда о солнечном свете

Через два часа они дошли до водопада. Тяжелая тёмная вода падала с высоты трёхэтажного здания, каких было мало в их мире, и принадлежали они в основном старейшинам и самым зажиточным людям. Остальные миряне проживали в пещерах, коих было множество. Их выдолбили в скалах их предки, постоянно строились и новые жилища из камня, правда не последний год, когда численность людей стала сокращаться из-за крысиных набегов. Яков приметил просторное место под сенью свисающих с потолка грота блестящих сталактитов, отгородивших узкий водопад от плоского дна небольшой карстовой пещеры. Он аккуратно просунул драгоценный факел, который за время похода трижды чуть не погас, в расщелину между двумя белыми сталагмитами, взял слабеющую Сару на руки и перенес в эту импровизированную комнатку, с потолка которой падали редкие капельки. Затем вернулся к мелкому озерцу, тихому пристанищу бурной стекающей вниз воды, которая незаметно впитывалась в скользкое дно пещеры. Там он наполнил флягу водой, смыл пот с лица и шеи. Когда он вернулся, расстелил на полу шкуру, уложил Сару на мягкое и снял с себя кожаные штаны, которыми накрыл её по самую шею. Посветив факелом ей в лицо, заметил, что она бледная, как мел, черты лица заострились.

– Я умираю, дорогой. Ног не чувствую, даже боли. И дышать трудно, – прошептала она.

Яков и сам понимал, что наверх Сару не вывести. Она не сможет встать больше. Всю дорогу до водопада он старательно не замечал тонкую кровавую струйку, которая предательски стекала по её ноге. Стало действительно тяжело дышать, они попали в пещеру с малым содержанием кислорода. Но другого пути не было. Яков развернул карту. Сразу же отложил её, вспомнив о сушеном мясе.

– Милая, тебе надо подкрепиться – сказал он, порывшись в сумке. Он поднёс кусочек к её рту, но Сара просто отвернулась.

– Себе оставь.

Она повернулась на бок, свернулась калачиком и закрыла глаза.

– Сара, не засыпай! Это нельзя! Через тридцать часов мы окажемся на воле. Надо чуть-чуть отдохнуть и идти. Почему ты мне не веришь?

– Если ты прав, и твоя легенда не врёт, и существует какой-то другой свет, кроме нашего огненного, – она сделала большую паузу, прокашлялась и продолжила уже тише, – ты должен его найти. Это твоя мечта, ведь правда?

– Я хочу с тобой! Мне не мила жизнь без моей любимой, как ты не понимаешь? Мне так Свет не нужен!

– Прости.

Яков лёг рядом с Сарой, она же съёжилась от холода. Их тела были приспособлены к низким температурам каменного мира, но то, что существуют какие-то другие температуры в окружающей среде, раньше никто и не знал. Но легенда гласит… Его взгляд снова заскользил по телу Сары, в котором едва теплилась жизнь. А может всё- таки она сможет дойти?

– Любимый, обними меня, а? И знаешь, прочитай мне свою легенду ещё раз. Я.. Я думаю, что это просто красивая сказка. Но… Ох, дышать нечем…

Яков обнял Сару, подсунув руку к ней под голову. Свободной рукой он вынул старинный манускрипт, выбитый на тонком куске кожи, служившей с древних времён для письма. Факел над их головой горел слабым огнём, и Яков не мог не поглядывать на него через каждые несколько минут. Он давно за этим старым документом охотился, везде искал. Бабушка когда-то в детстве рассказывала ему, что существует легенда о солнечном Свете, которую кто-то из древних записал, который сам знал всю правду. Этот манускрипт старейшины прятали веками, чтоб никто и подумать не мог, что существует другой мир и другой свет. О том, что существует Солнце и воздух. О том, что существует день и ночь. Что там есть настоящее небо, звёзды и такие похожие на них люди… Нельзя было, чтоб кто-то пошёл на поиски Света, ведь тогда их мир разрушится, его надо было защищать от вторжения существ из верхнего мира, вход к ним должен быть всегда закрыт. Ведомый детской мечтой увидеть Свет, в который никто не верил, Яков рос, учился грамоте, истории и наукам. Ведь старейшины были учеными, они передавали свои знания из века в век, и только друг другу. От отца к сыну, и так далее. Они многое знали, чего не знали обычные жители, они научили всех когда-то как жить в каменном мире, как строить, создавать пищу из планктона и создавать воздух из воды. И ещё продлевать жизнь домашним животным, которые не могли нормально плодиться в подземелье. А питались в основном мясом и рыбой, которую разводили в специальных водоёмах. А Яков всё искал какое-то свидетельство того, что в легенде говорится правда. И вот наконец, нашёл. Да что говорить об этом. Мудрость старейшин не помогла их народу выжить. Монстры сожрали всех. В нём всё же теплилась надежда выбраться, он расправил манускрипт и стал читать его Саре в самое ухо.

Маша Кривулина проснулась рано, майское солнце светило в окно с пяти утра, отгоняя остатки сна. Она всё равно лежала с закрытыми глазами, пытаясь уснуть хотя бы на час, ведь сегодня ей надо выглядеть свежо и бодро. На суточное воскресное дежурство она начала собираться ещё с вечера субботы, напекла сдобных пирожков с разными начинками, сладкими и несладкими. Покажет сегодня своему любимому доктору, какая она хозяйка. Борис печёное любит, это она сразу поняла, в первый же месяц интернатуры. Он ведь один жил, никто о нём не заботился. Это не важно, что он девок меняет каждые три месяца, уже всех сестёр в больнице перебрал. Но ни одна из них (в этом Маша уверенна), не умела печь, как она. А путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Боже! Как любовалась она им, таким мужественным и умным, когда он, устало сняв свой бирюзовый хирургический колпак, придя в ординаторскую после очередного насыщенного операционного дня, принимался за её кулинарные шедевры. И расхваливал их, поедая одно за другим, прихлёбывая травяной чай из её же термоса.

К сожалению, Машу, как начинающего врача, Борис Владимирович никогда не хвалил. Ведущий хирург краевой Калининской больницы, тридцатитрёхлетний красавец-сердцеед (совмещать работу и любовные утехи в ночные смены он умел, а почему бы и нет?) работал на износ. Когда ему дали в помощники молодого врача-интерна Кривулину, он обрадовался. Но уже через неделю понял: хирург из Марии – никакой. Она сразу же зарекомендовала себя непутёвым доктором. Ей даже кличку дали: Кривуля. Ну не даётся ей хирургия, руки «не из того места растут». Ну и пусть, решил потом Борис, хоть истории болезней будет печатать за него, на побегушках год побудет с ним, а потом куда-нибудь в «приёмку» (прим: приёмное отделение) работать пойдёт. Не вставать же ей у операционного стола. Это ж кошмар!

– Борис Владимирович! Вы тут? – крикнула медсестра Ира, просунув голову в дверь ординаторской.

Борис выглянул из-за шкафа, в который только что повесил свою уличную одежду, облачившись в хирургическую пижаму. Иру он давно хотел. И она отвечала взаимностью, флиртуя с ним при каждой встрече, завлекая его как бы невзначай распахнувшимся до середины бедра итак коротким халатиком или не вовремя выскочившей из-под него кружевной бретелькой лифчика. Все эти приёмы Борису были знакомы, но толку-то. Переспать с Ириной никак не получалось. Последнее время дежурства были интенсивными, так как начались майские праздники и летние отпуска. Из операционной не вылезал. А приглашать дамочек домой он не любил.