Екатерина Северная - Свободные и счастливые

«Юга» – это значит эра. Всего их четыре. Прошлая эра, «век демона Кали», «век раздора», та самая, в которой я раньше жил, называется Кали-юга. Это «самое страшное время в космологии индуизма, которое длится 432 000 года и отличается ужасающим падением нравственности и всяческой морали. Количество добра в мире в эту эпоху уменьшается в целых четыре раза по сравнению с эталоном – Сатья-югой. Люди живут не более, чем сто лет. Они утрачивают все моральные ценности и выпускают наружу своих внутренних демонов, ими управляют зависть и злоба, они слабеют умом и силой, становятся жадными и трусливыми, способными на предательство и обман. Под влиянием своих пороков они стремятся лишь к власти и накоплению материальных богатств, к животной страсти и чревоугодию». Кошмар. И как я жил в этом времени? И даже умудрялся думать, что я счастлив…

Интересно, а другие страны знают, что у нас наступила «золотая эпоха»? Или им забыли об этом сообщить? Или она наступает на планете выборочно, только в определённых широтах? Никакой информации об этом я не нашёл. Да, политическая карта мира несколько изменилась за минувшие сорок лет, но ничего принципиально нового я на ней не обнаружил. Никаких серьёзных, масштабных войн не велось. Глобальных техногенных катастроф не было. Конца света – тоже. И, кажется, за границей всё по-старому. Хотя… кто знает. Может быть, у них там тоже свои мифы и сказки на ночь, просто они не кричат о них на каждом углу. Новая эпоха, надо же. Бред, бред, бред!

Глава 6. Контранархисты

Густой дым повис в комнате, как длинный тюль от потолка до пола. Я едва различал лица Джа и его четверых друзей. Мы славно проводили время, раскуривая сигары из «прошлого мира». Моего мира. Я рассказывал им истории и байки о том времени, когда можно было не улыбаться. Вообще. Есть бургеры, курить в баре за стаканом пива и даже громко ругаться. Ходить по улицам с хмурым лицом. Проводить свободное время как тебе вздумается, а не занимаясь непременно чем-нибудь полезным и «развивающим». Не пытаться стать идеальным. Быть просто собой.

Я не сразу заметил, что мои слушатели увлечены не столько историями, сколько мною самим. Сквозь пелену тумана они внимательно изучали моё лицо, следили за выражением глаз и тоном голоса. Я, в свою очередь, наблюдал за ними. Трое молодых парней и двое мужчин, один моего возраста, другой старше. Довольно неулыбчивые. Я бы даже сказал – слишком неулыбчивые для нового времени. Разве что Джа постоянно растягивал губы в своей дерзкой, нахальной ухмылке. Пожалуй, с ними можно более-менее сносно общаться. На фоне «просветлённой» толпы они выглядят гораздо более адекватными.

Едва я докурил сигару, мои новые приятели разом переглянулись. Джа вопросительно кивнул в мою сторону, глядя на Экхарта, статного мужчину в деловом костюме с суровым, отталкивающим лицом, самого старшего и авторитетного в этой компании. На вид ему было лет пятьдесят пять, причём возраст выдавали лишь седые виски, складки на лбу и тёмные глаза, в глубине которых читалась целая жизнь. Он едва заметно кивнул в ответ Джа и повернулся ко мне.

– Герберт. Как я понял, вам не слишком импонирует наше современное общество?

– О да. Я был бы счастлив вернуться обратно в «тёмную эпоху».

– И вы не верите в идею «абсолютной и великой Анархии»?

– Я? В анархию? Ну разумеется, нет. Это утопия и полный бред.

– Значит, вы – один из нас.

– Один из вас?

– Джа, расскажи нашему новому другу.

Внук моего армейского товарища принялся со своим обычным пылом рассказывать мне об обществе контранархистов – противников современной системы, отрицающих ценности и духовные ориентиры нового общества, желающие жить по своим законам так, как им хочется, а не так, как считается правильным.

– И нас больше, гораздо больше, чем они подразумевают, улавливаешь, дядя Герберт? Это только на улице все вежливенько лебезят друг другу! На самом деле людей давно задолбала эта фальшивая радость!

– Ты хочешь сказать, есть ещё другие контранархисты кроме вас?

– Хочу ли я это сказать?! Конечно, хочу! Нас сотни, нет, нас – тысячи, – подскочил со своего места Джа и принялся расхаживать туда-сюда, потряхивая дредами.

Впервые за последние месяцы я улыбнулся. Я не один.

– И чем вы занимаетесь? – поинтересовался я.

– Пока ничем особенным. Только подготовкой. Но уже очень скоро власть в государстве перейдёт в наши руки, – тихо, но уверенно, так, будто всё уже ясно, констатировал сидящий рядом со мной бородатый мужчина и протянул мне ещё одну сигару.

– Даже так? – я был удивлён и заинтригован.

– Именно. А сейчас пришло время активных действий! – заорал вдруг парень с дредами и запрыгал по комнате. Похоже, он немного псих.

– Джа правильно говорит, Герберт, – снова включился в разговор Экхарт. – Настало время решительных действий. И это ваш шанс проявить себя, если вы настроены быть с нами.

– Что вы имеете в виду?

– Мы решили взять в плен кого-нибудь из «оранжевых». Лучше всего девушку, – сообщил молодой парень с мрачным лицом и длинными чёрными волосами, которого мне представили как Байрона.

– Девушку? И что дальше? Что вы будете с ней делать?

– Будем держать её у себя до выборов Правящей Партии. Есть у нас один прекрасный подвал, где её никто не найдёт – наша штаб-квартира. Нужно их попугать. И открыть им глаза. Показать, что нет никакой «золотой эпохи без преступлений». Что всё это лишь миф! А мы – не послушные бараны, которым можно указывать, что хорошо, а что плохо, что можно делать, а что нельзя! – разгорячился юный «противник системы».

– А дальше-то что? Какой в этом прок? – никак не мог понять я.

– А дальше, Герберт, мы украдём ещё одну девушку. И ещё одну. Из числа самых преданных Сатья-юге активисток, – продолжил мужчина с седыми висками, – Фотографии наших пленниц анонимно распространим по всей сети, их увидит вся страна. Увидит и ужаснётся – оказывается, общество далеко не так безупречно, как его рисует Правительство! И, разумеется, ещё не готово к анархии. Преступники никуда не делись. В «идеальном государстве» пропадают люди. Мы подорвём убеждения людей на корню, понимаете? Разрушим «золотую эпоху» изнутри. А на решающих выборах следующим летом выступим как самостоятельная партия со своей отдельной программой, и вместо анархии предложим строгий порядок и организацию общества под сильным руководством. Народ утратит веру в Правящую Партию, а других конкурентов у нас не будет – их просто нет. Мы получим большинство голосов. Законным и мирным, заметьте, путём. Всех девушек после выборов отпустим – мы сделаем так, что им никто не поверит, и они не будут представлять для нас угрозы. Что думаете, Герберт?