Екатерина Северная - Я напишу твою смерть

© Екатерина Северная, 2019

ISBN 978-5-0050-4651-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

За редактирование книги и очень важные правки в юридических аспектах благодарю моего папу.

За бета-чтение и поиск опечаток благодарю мою маму.

За стильный буктрейлер благодарю мою подругу Елену К.

За атмосферную музыку, написанную к буктрейлеру, за образ главного положительного героя, а также за поиск опечаток в тексте благодарю моего мужа.

За «идеальное убийство», которое я записала практически слово в слово в одном из эпизодов, а также за образ полицейского, благодарю Андрея И., моего товарища по боксу.

За полезную консультацию по ряду вопросов благодарю Павла Ш., моего тренера.

«Её крик до сих пор звенит в моих ушах, шершавый и острый, как колючка, раздражая уставшее, потрёпанное сознание и мешая сосредоточиться на деле. «Пожалуйста, не надо! Эдди, не надо!». Фу. Как банально и как пошло. Как в дерьмовом криминальном триллере. Она стояла в красном платье, бледная, как стена, к которой она зачем-то изо всех сил прижималась, будто пытаясь продавить в ней портал в другое измерение и телепортироваться туда, подальше от меня и моего револьвера. Всегда любил старинное оружие. В нём чувствуется душа и своя особая эстетика. Прекрасный револьвер системы Нагана образца 1895 года с семью зарядами, разработанный специально для Российской Империи. Дивный момент. Она сейчас так красива, так наполнена жизнью, огнём, ужасом и страстью, что с неё можно картины писать, а уже совсем скоро она примет ту же чудную позу, что и женщина с картины Якуба Шиканедера «Убийство…».

«Не двигайся, – приказал я, – Только шевельнёшься – выстрелю». Мне надо поймать этот миг. Мне надо его зафиксировать. Сохранить. Иначе потом забуду. Одним прыжком я подлетаю к столу и раскрываю ноутбук. Продолжая держать её на прицеле, одной рукой хаотично и сумбурно набираю текст: «У неё под ногами рассырпались розы… слоучайно наступила на одну из них… Её светлые локонв разметались, один из них прилип к влажносму лбу…». Проклятые опечатки, будь они неладны! Но это так, наброски. Помогут мне в дальнейшей работе. «Эдди, ты же знаешь, как я тебя любила…». «Заткнись!». «Ты же знаешь, как я раскаиваюсь в том, что ушла от тебя…». «Заткнись, не мешай мне!!». Я оторвал взгляд от экрана, плеснул себе в стакан односолодовый виски Glenlivet с привкусом 12-летней тоски в деревянной бочке и залпом осушил его. Потом набросал ещё пару строк. Так, неплохо. Продолжим.

Я встал из-за стола и медленно подошёл к ней, поигрывая револьвером. Её глаза заблестели, будто в них напихали кристалликов льда. Плечи напряглись и замерли, а нежные кисти рук слегка задрожали. В своё время эти руки принесли мне немало блаженства… «Неужели ты думаешь…, – вкрадчивым голосом проговорил я, – Что мне не всё равно? Да плевать я хотел! Ложись ты под кого хочешь – мне на-пле-вать!», – заорал я. Кристаллики льда растаяли и покатились по щекам. Она прижала ладони к лицу: «Тогда почему?!». Я приблизился к ней и начал ласково водить револьвером по её мраморному, точёному лицу: «Я хочу узнать, как это бывает. Когда убиваешь того, кого любишь. Хочу прочувствовать. Давай же, малыш… больше экспрессии… покажи мне, как тебе страшно». Я вытянул руку и уткнул дуло ей в висок.

«Подожди, подожди. Тебе ведь это нужно для романа? Пожалуйста, расскажи мне о нём!», – ты с надеждой ухватилась за эту мысль, как за спасительную соломинку. Надеешься потянуть время? Понимаю. Только это тебе не поможет. Времени у нас предостаточно. Нам спешить некуда. Я знаю, что сюда никто не придёт. Твой новый друг сейчас далеко. Он тебе не поможет.

«Хорошо». Я вернулся обратно к столу, плеснул в стакан ещё виски и снова подошёл к тебе: «На, выпей. И, если хочешь, можешь выкурить сигарету. Только не смей двигаться. Стой здесь. А я пока расскажу тебе». Я уселся в кресло и наблюдал, как ты дрожащими руками пытаешься закурить. Сигарета выпала из твоих скрюченных пальцев. Ты дёрнулась было, чтобы её поднять, но я крикнул: «Не двигаться, я сказал!!», поднялся с места, подал тебе новую сигарету, щёлкнул зажигалкой и вновь развалился в кресле.

Ты нервно втягивала в себя дым и жадно глотала плещущийся в бокале виски, а я рассказывал тебе о своём новом романе. О, я так увлёкся, что чуть не забыл про револьвер в моей руке! Я рассказывал с таким всеобъемлющим восторгом и азартом, изо всех стараясь зажечь тебя своим интересом… Но я не замечал его на твоём лице. Ты ведь даже не слушала. Чёрт, ты даже не слушала!!! Я знал, о чём ты думаешь. Я видел, как твои глаза украдкой ползут по комнате в жалких попытках отыскать спасение.

Возможно, я бы передумал. Возможно, моя рука бы дрогнула. В ту минуту я мог просто уйти. Я почти решился на это. У меня уже достаточно материала. Я физически прочувствовал твой страх. Я ощутил присутствие смерти. Я получил всё, что хотел. Теперь мы квиты. Мы квиты, а у меня есть новый бесценный опыт. Я собрал все твои эмоции до единой и нанизал их на нитку. Я проткнул каждую жемчужину и вытер выступившие из них капельки крови. Я сделал прекрасное, дорогое и редкое ожерелье. Но… Ты вдруг начала орать «Чёртов псих!!!», швырнула стаканом мне в голову и зачем-то набросилась на меня. По моему лицу потекла кровь.

Ты зря это сделала. Зря. Я ведь почти отпустил тебя. Я ведь всё-таки не хотел тебя убивать. Не хотел. Всё это было не всерьёз. Я больше шутил. А так мне ничего не оставалось, кроме как дёрнуть спусковой крючок. Ты не оставила мне выбора».

Писатель Гудвин

***

Молодой мужчина с ясными светлыми глазами захлопнул ноутбук, вскочил с места, потёр ссадину на брови, из которой уже второй день сочилась кровь, и бросился в прихожую, бормоча:

– Теперь я наконец знаю, кто ты, сумасшедший ублюдок!

«Каждую ночь. Понимаете? Сколько себя помню, он приходил каждую ночь. В то время как я весь съёживался под своим до тошноты милым детским одеяльцем с розовыми медведями и боялся даже вздохнуть, он просто стоял в углу комнаты и не отрываясь смотрел на меня. Я не знал, что ему было нужно; впрочем, не знаю и теперь. Я целиком и полностью отдавался своему ужасу. Родители мне не верили, в ответ на мои робкие просьбы оставить на ночь включённым торшер они кричали, что, если я буду потакать своим надуманным страхам, из меня вырастет слабак и ни на что не годный в этом мире неудачник. Я прикусывал губу и молча шёл спать. И весь сжимался под одеялом. Так было ровно до моего двенадцатого дня рождения. А потом я привык.

Смотрит – и пусть себе смотрит.

У меня есть дела поважнее. Именно тогда я принялся за первый в своей жизни роман.