Екатерина Северная - Свободные и счастливые

За каждым жителем государства следили день и ночь. Когда закончились преступники, настал черёд мелких нарушителей. И – вуаля – двадцать лет назад по всей стране официально объявили, что преступников у нас больше нет. После чего торжественно провозгласили начало новой «золотой эпохи» – Сатья-юги. А всеми уважаемый лидер нашего Правительства – интересно, только мне он кажется сумасшедшим фанатиком? – начал гнуть свою линию про беспрецедентный мировой эксперимент: отмену законов и установление анархии в самом ближайшем будущем.

Похоже, это будущее уже наступает. Я ничего не пропустил. Что ж, я уже купил поп-корн и уселся в кресле поудобнее. Я готов к представлению. Начинайте! Только, прошу вас, позвольте мне не хлопать, не заставляйте меня демонстрировать бурный восторг и радость! Я не стану бросать на вашу сцену розы.

***

Сегодня – самый обычный день. Мрачный и хмурый, как всегда в ноябре. Пожалуй, им стоит запретить дождливые дни и заставить солнце светить 365 дней в году, а ещё лучше – круглые сутки.

После вынужденной утренней пробежки и онлайн-трансляции я ещё полтора часа провалялся в постели, чтобы убедиться в полной безнадёжности своих жалких попыток заснуть. От усталости валюсь с ног, а спать не могу. По правде говоря, с некоторых пор я ненавижу принимать горизонтальное положение в принципе. Ха, интересно, с чего бы это? Десятилетия, проведённые в коме, были прекрасны. По крайней мере я ни о чём не знал. И лучше бы мне было вообще не просыпаться.

Выпив седьмую кружку кофе за сутки и выкурив тридцатую сигарету в смутной надежде как можно скорее подорвать своё и без того не слишком крепкое здоровье, я вышел на улицу. Вроде бы всё знакомое, то же, что прежде – а вроде и нет. Тихий двор многоэтажного дома. Идеально чистые газоны и улицы. Автомобили больше не стоят вдоль и поперёк двора, все спрятаны на многочисленных подземных парковках. Сорок лет назад меня бы такой расклад порадовал, но теперь мне всё равно. Права у меня временно забрали, мол, разучился машину водить за столько-то лет, да и правила дорожного движения несколько изменились – пожалуйте, любезный, снова в автошколу. Сейчас, правда, обучение занимает всего несколько часов: больше половины автомобилей управляются на автопилоте, остальные, как я понял, в полуавтоматическом режиме.

Впрочем, меня это мало интересует. Как ни странно, мне даже совсем не любопытно. Не уверен, что хочу снова за руль. Не уверен, что мне вообще есть, куда ехать.

Хорошо ещё, обе квартиры каким-то чудом сохранились за мной. Хотя почему чудом? У нас же идеальное общество! А наследников и родственников у меня не было. Теперь я избавлен по крайней мере от необходимости думать, где жить и на что жить. Одну квартиру я сдаю при помощи агента, он забирает себе свой процент и раз в месяц прилежно переводит основную сумму мне. Этого вполне достаточно, чтобы платить по счетам, покупать какую-то еду и алкоголь. А большего мне и не надо. Мои запросы стали удивительно скромными – был бы в доме кусок мяса да бутылка жидкости крепостью выше сорока градусов.

Кроме квартир у меня ещё были кое-какие сбережения в банке в виде вклада. За сорок лет там могли бы накопиться миллионные проценты! Но все проценты и сам вклад прибрала к рукам клиника, где я лежал – чтобы покрыть расходы на моё столь длительное содержание, на все эти процедуры и лекарства, которые неумолимо поддерживали во мне жизнь.

Для начала я направился в «магазин эпохи Кали», как его теперь называют. Самый обычный в прошлой жизни магазин, в котором можно купить вино, абсент, сигареты, кофе, чипсы, пиццу и мясо, теперь изо всех сил осуждается обществом. О, наше великое свободное общество! Ничего не запрещено, но эти магазины находятся в значительном удалении от многолюдных улиц, они словно стыдливо прячутся в лабиринте дворов, без вывесок, без рекламы, окрашенные в унылый серый цвет. А на их фоне яркими оранжевыми пятнами дежурят «фотографы»-добровольцы. Бдят. Поход в такой магазин – ещё не преступление, не повод для фотоснимка. Но ведь туда ходят потенциально опасные для нового общества «элементы». И не приведи Господь кому-нибудь из них выплюнуть на землю жвачку, закурить на видном месте или прилюдно выругаться! Бедняга тут же будет зафиксирован лазерным фотоаппаратом, который сканирует лицо и зачисляет очередной «штрафной» балл на его индивидуальный счёт в закрытой полицейской сети. Полицейские, у которых в новом мире работы значительно поубавилось, теперь занимаются тем, что считают эти «звёздочки», хватают того, кто набирает двадцать баллов – и запирают на год в «исправительных капсулах».

Признаться, я частенько задумываюсь: а может быть, там не так уж и плохо? О, новые гуманные тюрьмы золотой эпохи, похожие на номера пятизвёздочных отелей в миниатюре – разве что без шампанского! Судя по фотографиям и отзывам в интернете, там весьма уютно, хотя и очень тесно. Они сделаны в виде небольших круглых капсул, внутри которых размещается кровать, душ и откидной столик. А что ещё надо? Да и кормят там очень даже хорошо – блюдами высокой вегетарианской кухни. Стейки из чечевицы, тар-тар из грибов, фуа-гра из свеклы ну и всякое такое. Вот только сигарет не допросишься. И каждый день всех в добровольно-принудительном порядке на несколько часов выводят на общий двор – дружно заниматься спортом. А кроме этого делать там абсолютно нечего, разве что вести «душеспасительные» беседы с психотерапевтами, проходить очередные «развивающие» онлайн-курсы или же читать «умные» книги, которыми буквально заваливают «неблагонадёжных элементов». Должно быть, скука невероятная. Нет, уж лучше я буду сидеть дома – здесь меня, по крайней мере, никто не беспокоит.

В «полузапрещённом» магазине я закупился основательно. Сегодня на ужин я буду есть стейк и запивать его джином. Непростительная пагубная тяга к животной пище, которая «развращает наше сознание, затуманивает разум и блокирует творческую энергию, а кроме того, потакает преступной и аморальной животноводческой индустрии»! И, разумеется, немыслимое пристрастие к крепким спиртным напиткам, о физиологическом и духовном вреде которых и говорить не стоит.

Сложив покупки в большой походный рюкзак объёмом семьдесят литров, я направился теперь в «официальный» супермаркет.

Да, похоже, это то самое здание – в который раз подумал я, обходя его по периметру. То самое здание, только отремонтированное, куда мы заезжали перед тем пикником. Набрали полную корзину вкусностей: булочки, сыр, ветчину, бананы, персики, виноград; отнесли всё это в машину. Забыли только солнцезащитный крем. Помню, как сбегал обратно, нашёл крем и купил заодно своим девочкам мороженое. Виолка так радовалась, уплетая шоколадное «эскимо», а жена смеялась и целовала меня в щёку ледяными от пломбира губами… Могли ли мы тогда знать, что через какой-то час её губы станут ещё более ледяными, но уже не от мороженого? Мне остаётся только надеяться, что она умерла сразу, в ту же секунду, не успев увидеть страшное покорёженное железо, залитое нашей кровью. Что она не звала меня на помощь, не пыталась привести в сознание, не делала свой последний вдох в одиночестве. Не слышала криков дочери. О том, как умирала моя дочь, я не мог даже думать.