Екатерина Терлецкая - Законы амазонок. Часть 1

Клиери оглядывается по сторонам: никто ли нас не слышал? Ужин традиционно проходит на террасе, возле столовой. Столы стоят прямо на траве, но мне нравится есть на свежем воздухе. Еду подают однообразную. Старейшины, как правило, готовят свежую дичь, что девчонки настреляют днем на охоте. Немного замешкав подруга неохотно отвечает:

– Энея то ещё трепло, если честно, но думаю сплетни небезосновательные…

– Так это, что получается, тогда? Мы добровольно идём к врагу в дом? Да ещё и расфуфырившись, как жертвенные овцы…

Поглядывая на меня исподлобья, Клиери громко сглатывает кусок птицы. Фраза про овец явно стала ей поперек горла.

– Насколько я поняла, это нам и предстоит выяснить. Этот бал – это переговоры. А вот на предмет чего, я толком не знаю. Знаю только одно – знай мы точно, что они враги, ни о каких переговорах речи не было бы. Мы амазонки – воительницы… Сагарис в лоб и дело с концом, а здесь… Здесь что-то не то. Астер никогда не пойдет войной не зная точно, что перед ней враг. Судя по всему, сейчас именно такой случай – она не знает, кто враг.

Война… От одной только мысли об этом волоски по всему телу встают на дыбы. Чтобы немного успокоиться, я шевелю пальцами босых ног, цепляя молодую траву под столом. В глубине души мой неизлечимый цинизм ликует: мысли о войне затмевают страх перед Праздником Агоналии. Более того, на какое-то мгновение я даже представила, как из-за войны отменят Агоналии.

Это чувство скользнуло в душе проблеском надежды. Хорошо, что мама не умеет читать мои мысли, иначе она бы со стыда сгорела за меня. Как я могу думать о таком, ведь Агоналии – это испытания для горстки малолетних дурёх, а война – битва, где падут сотни. Но на войне мы все можем биться друг за друга, а на Агоналии ты сам по себе, не иначе.

Хотя… Я часто думаю о том, что наше представление об Агоналии несколько размыто. Как узнать кто и какие правила нарушил, если всё проходит вдали от глаз, а говорить об Агоналии по возвращению запрещено?!

Завтра важный день. От вечерней медитации мы освобождены, нужно выспаться хорошенько и собраться в дорогу. Мама остается, а я неспешно шагаю домой.

Я вымылась во всех местах, особенно тщательно в труднодоступных, почистила ногти и вычесала волосы. Я перепробовала десятки поз на кровати заманивая Морфея всеми известными мне уловками, но сон никак не идет.

Какой он, этот мир мужчин? Смогу ли я достойно себя вести и не оскверню ли я имя амазонок? А вдруг я им не понравлюсь, или ещё чего хуже – они мне… Эти и ещё десятки других вопросов крутятся волчком в голове.

В отличие от Клиери я вовсе не боюсь неизвестности, что нас ждет, стоит только ступить на чужую землю, мои страхи совсем о другом. Я боюсь, что, окунувшись с головой в чужой мир, он покажется мне более родным, чем собственный. Я никогда не чувствовала себя истинной амазонкой… Да что здесь таить, я от кончиков волос и до глухого духа в теле ни капельки не похожа на женщин, что вырастили меня как родную.

Наконец дремота сморила мой неугомонный разум, но стоит щупальцам Морфея коснуться моих век, как я вдруг чувствую мамины руки. Она бережно расправляет мне волосы, раскладывает их по подушке.

– Что-то случилось? ― оторвав голову от подушки бурчу спросонок.

– Нет, дочка. Спи…

Она смотрит в мои сонные глаза, так, словно хочет опуститься на самое дно души и вложить туда сверток своей мудрости вместо всяких глупостей, которыми я набита битком. Жмурю глаза и зарываюсь носом в подушку, изображая глубокий сон. Как бы мама не старалась, а отчаяние, так и прет из неё.

Она ложится ко мне в постель и крепко, но в то же время нежно прижимает меня к себе. Её объятия пашут жаром любви и обреченности, словно ее маленькое сокровище нагло у неё отнимают. Поистине, дикость, такое проявление материнских чувств. Не то чтобы я сомневалась в её любви ко мне, вовсе нет, но это впервые за мои шестнадцать лет она демонстрирует её так открыто.

– Обещай мне… ― шепчет мне в спину мама.

– Что? ― тихонько осведомляюсь я.

– Что будешь помнить кто враг.

Неужели она готова поделиться со мной такой информацией?

– Кто? ― несдержанно спрашиваю я. ― Кто враг?

– Тот, кто может разбить твоё сердце… ― еле слышно цедит сквозь зубы. «Мужчины», – думаю я. ― Не дай кому-нибудь затуманить твой разум. Любовь, она как яд, что проникает в кровь и разносится по всему телу парализуя его.

Началось… Долгие разговоры о вселенском зле в бородатом обличии и прочая ересь.

– Конечно, мама, ― обещаю я.

Утро наступает слишком скоро. Я и на минутку не сомкнула глаз, а тут уже и рассвет. Время – самая обманчивая единица измерения. Когда чего-то ждешь, оно тянется как густой клейстер на елке, прилипает к твоему терпению и медленно изводит его, но когда наступает долгожданный час, будь то секунда или месяц, пролетает ровным счетом за миг.

Я встала до рассвета. Сегодня Авги для нас отменяется и от этого мне тоскливо. Словно привычная жизнь уже безвозвратно рушится и прежней никогда не будет. Глупо конечно, ведь это всего на несколько дней, но даже эти несколько дней кажутся мне пропастью между старой жизнью и новой.

Как и велела мама я надела самые простецкие штаны и футболку, завязала косу через голову, а вместо привычных сапог – сандалии. Я люблю ходить босиком, от этого сандалии мне нравятся гораздо больше сапог, без которых не обойтись на тренировке и охоте. Клиери так же остановилась на подобном выборе. Как нам позже объяснили, для нас подготовили другую одежду, по случаю визита к соседям. Нам нежелательно привлекать к себе внимание, появление амазонок в Криосе в мгновение разносится молвой среди людей, как предвестник беды.

К южным берегам Криоса чуть меньше суток по морю. Провожая нас, мама обнимает Клиери, целует её в щеку и что-то шепчет на ухо. Эти двое всегда находили общий язык гораздо лучше, чем я с матерью. Для меня последних наставлений не нашлось, только крепкие объятия. Мама не стала попросту тратить слова, знает, что это бессмысленно.

Дальше долгие часы в море. Ты качаешься на куске дерева посреди могущественной стихии, и нет вокруг ничего кроме бесконечной синевы, что стерла четкую грань, где горизонт уходит в небо. Нет ничего, только блестящие блики на поверхности глубоких вод.

Странное чувство… Нет вчера и нет завтра, этот горизонт тоже стерт, есть только сейчас, только это мгновение, и оно кажется вечностью. Словно жизнь замерла. Мне нравится это чувство… Оно меня не пугает, напротив, согревает изнутри покоем. Можно не думать об Агоналии, о неоправданных ожиданиях, о долге, а самое главное – не нужно искать свое место на этом празднике жизни. Есть только синяя бездна и я…