Евгения Мишина - Кормундум. Царица Тени

В канун приближающегося Нового года исполнится шесть лет с момента «дня Х», как я сама его назвала, через два месяца.

– Кира Юрьевна! Добрый день! – встретила меня неизменная улыбка Павла Олеговича.

– Здравствуйте, Павел Олегович, – я не очень-то разделяла его энтузиазм по поводу этого дня.

– Как вы себя чувствуете? – заботливо спросил доктор.

– Как обычно, – я слегка пожала плечами и без интереса оглядела знакомый кабинет, в котором тоже было все без изменений.

– Неужели? – задал вопрос Павел Олегович, вглядываясь в мое лицо.

Я на несколько мгновений задержала взгляд на его глазах.

– Почему вы считаете, что я вам вру?

– Да Боже упаси… – отмахнулся он. – Просто в свете последних событий я очень тревожусь за ваше здоровье.

Я молча села в кресло и уставилась на натертое до блеска стекло, лежавшее на рабочей части письменного стола доктора. Поверх него лежала моя история болезни.

– Вам пришлось пережить потрясение четыре дня назад. Мне жаль, что так вышло, – он медленно положил руку на бумажную папку с моим делом, как бы привлекая внимание к своей персоне. – Кира.

Я подняла на него уставший взгляд. В ночь перед нашей встречей я глаз не сомкнула, писала в дневник свои переживания по поводу ухода Максима, а также воспоминания из собственной жизни – все, что приходило в голову.

– Я не успел прочесть ваши записи, – признался Павел Олегович, – ведь они попали ко мне лишь час назад. Однако их количество впечатляет. Вам явно есть чем поделиться. Прошу вас, Кира, поделитесь со мной…

– Там все написано, – большего я сказать не смогла.

– Невероятно важно выстраивать свой внутренний монолог, систематизировать его, выстраивать хронологию. Вы наконец-то начали это делать! И замечательно! Но теперь нужно закрепить достигнутый результат диалогом, – он вытащил из папки мою уже довольно потрепанную тетрадку и раскрыл её на первой попавшейся странице. – «…лишь помню, как незнакомые руки подняли меня и понесли прочь от едкого дыма, уже успевшего наполнить мои легкие…». Что ж, полагаю, это о моменте вашего спасения из пожара.

– Правильно полагаете, – без энтузиазма подтвердила я.

– Мы уже не раз затрагивали с вами эту тему, – задумчиво проговорил Павел Олегович. – Ваши чувства по поводу той ситуации за столь продолжительный период изменились? Может, какие-то новые воспоминания?

– Нет. Это по-прежнему один из самых паршивых дней моей жизни, – я отвернулась от него и уставилась в окно.

– А какой день в своей жизни вы бы назвали самым лучшим? – каким-то очень добрым голосом спросил доктор.

– Дни рождения моих детей, – не задумываясь, ответила я.

– Да, конечно, это бесспорно, – также не задумываясь, сказал он, явно не ожидая от меня другого ответа. – Но это целых три дня. А я говорю об одном, самом особенном…

Я молчала. Теперь, когда это было нужно, в голову вообще ничего не приходило. Через пару минут раздумий я ответила:

– Такого ещё не было…

Сейчас задумался Павел Олегович. Он оценивающе смотрел на меня, обдумывая свой ответ.

– Вы надеетесь, что когда-нибудь подобное произойдет – наступит самый лучший день в вашей жизни?

– В этом месте есть только надежда…

– Рад, что это так, – искренне ответил доктор. – Вы верите в то, что есть надежда. Это важно – не терять надежду.

– Самым лучшим днем в жизни станет мое возвращение домой, – не слыша его слов, ответила я.

– Вы так думаете? – Павел Олегович снова сверлил взглядом мое лицо. Мне было абсолютно непонятно его сомнение в этом факте.

– А что, может быть иначе? – возмутилась я.

– Не знаю, это ведь ваш лучший день…

Вновь воцарилось молчание. Доктор медленно перелистывал странички дневника, давая мне возможность поразмыслить.

– Все, что вы написали, несомненно, важно. Повествование довольно стройное, – он ещё немного почитал мои записи, а затем добавил: – Но я нигде не вижу ни слова про содержание ваших видений во время приступов. Никаких упоминаний…

– Вы же знаете, что они все время повторяются… Каждый раз одно и то же…

– Знаю, – кивнул Павел Олегович. – А ещё я знаю, что ты никогда не говоришь о них. Лишь пару раз за годы нашего знакомства я слышал от тебя описание ужасных образов чудовищ, нападающих на тебя. Но это все. Возможно, сейчас, когда ты узнала для себя новый способ откровения – дневник, ты сможешь подробнее рассказать о своих кошмарах.

Я молча пожала плечами. Ужасы моей настоящей жизни тревожили меня сейчас больше, чем припадки. Об этом я и сообщила доктору через мгновение раздумий.

– Верно, – согласился Павел Олегович. – Вы ведь и сами, наверно, обратили внимание, что за три дня переживаний неурядиц с мужем у вас не было ни одного приступа. Впервые за все пребывание здесь.

Я плохо помню последние три дня, мой разум витал где-то далеко. Но в тот момент, когда врач обратил мое внимание на это время, в памяти тут же вновь всплыло это противное чувство дежавю. Я невольно поежилась, что не осталось без внимания Павла Олеговича.

– Кирочка, вы хотите мне что-то рассказать? – поинтересовался он.

– Нет… Я плохо помню последние три дня… – призналась я.

– Развод – это тяжелое испытание для любого, – доктор говорил с осторожностью, стараясь тщательно подбирать слова, но в голосе его чувствовалось искреннее сочувствие. – Это испытание для всех членов семьи. Вы, Кирочка, отреагировали на эту новость невероятно сдержанно и приняли очень верное взвешенное решение, чего не могут порой сделать даже эмоционально сдержанные и душевно здоровые люди. То, что вы провели три дня в молчании, отрешенности от внешнего мира, это, конечно, плохо и очень тревожило меня, но… все же я горжусь вами, милая, – на этих словах моя ладонь оказалась в его теплых руках, Павел Олегович, оказывается, подошел ко мне, а я и не заметила, погруженная в собственные чувства, пробуждаемые его словами.

– Гордитесь? – думаю, что мой взгляд отражал всю мою растерянность. – Чем тут можно гордиться?

– Да, горжусь. Ведь вы не только не впали в истерику, не попытались наделать глупостей, и, несмотря на трехдневный «перерыв» в общении с миром, вы не замкнулись к себе, а вынесли свои переживания на бумагу. Поверьте, здесь есть чем гордиться.

– Вам видней, – пожала я плечами.

– Именно! – позитив, источаемый его голосом и неизменной улыбкой, по-прежнему раздражал. – Полагаю, если вы не отступитесь и продолжите в том же духе, то можно будет говорить об улучшении вашего состояния, – его слова и взгляд вселяли надежду. – Мой вам совет – не сдавайтесь.

– Вы говорите о том, что у меня все же есть шанс выйти отсюда? – преисполненная этой надеждой, спросила я.