Максим Хирный - Власть предназначений

Строгость маминого лица сгущалась. Она готовилась вынести вердикт. Я молчал. С каким же наслаждением я вспоминал этот панический эффект. Двери соседей открывались в подъезде.

–Откуда дым, что горит?– спрашивали на этажах.

– Пожар! Проводка горит?! – подливал я масло в огонь.

Шум, топот, ругань, ведра воды, крики в подвале: – «Где то здесь!». Невероятное удовольствие от чувствительных ударов по взрослой серьёзности и маленькая горстка пепла с пятнышком на полу от сгоревшей таблетки.

Судья вынес вердикт – арест на пять дней домашних развлечений и строгий карантин на отношения с другом. Следователь спрятал улики в сумочку и направился к зачинщику. Он жил рядом со мной. Да, там могло и до ремня дойти, отец у Сашки был довольно строгим дядькой.

А теперь, если поймают прогульщиков, дело до ремня и у меня могло дойти. Пять дней казался предельным сроком пропуском уроков. Я вернулся в школу и остаточно покашливал. На всякий пожарный случай. А Сашка заигрался ещё недельки на две, поэтому и попался. Чрезвычайное происшествие крупного масштаба – три недели ученик где то бродит, а родители и школа не знают об этом. Наказание грозило строгое. И мой несгибаемый друг придумал хитрую легенду. Невероятно правдоподобную и зрелую. Три пары строгих глаз придавили нас к стульям. Юлия Сергеевна, директор и завуч присутствовали в классе. Смысл Сашкиной легенды невероятно прост и надежен, не подкопаться: – «Меня обидно обзывают, поэтому и в школу не хожу». Вот, жук, попробуй обозвать такого силача! Двинет, костей не соберешь. И вот ключевой вопрос директора:

–Кто обзывал своего одноклассника «Самосвалом»? Поднимитесь!

«Вот гусь лапчатый! И придумал же кличку! Сам придумал и ничего не сказал!» – я не мог поступить иначе, радость крепким канатом дружбы связывала меня с ним, карантины не помогали, наказания быстро растворялись в баллончике с зеленой краской и оставалась в виде дерзких надписей на чистых стенах, по дороге домой вместе с ним. «Мне конец», – думал я, с трудом вставая со стула. И словно вдруг посыпал грибной дождь – ребята вставали один за другим, как грибы – те самые, которых доставали из под плинтуса, те самые, которые через несколько лет несли Её на руках, спасая от мозолей. А потом мы все вместе пообещали нашим педагогам, перед всем классом, больше никогда не обижать ни словом, ни делом «бедного» Сашку. За честность нас конечно простили.

Девятый класс подошёл к концу, всё экзамены пройдены, и мой закадычный друг Сашка исчез. Исчез так же внезапно, как и появился. Я слышал несколько лет спустя, о том, что он работает сапожником. Но это были тяжелые времена для нашей страны, и мы все тогда занимались чем угодно, чтобы прокормиться. Где он и чем занимается сейчас мне неизвестно. Думаю и ему про меня известно столько же. Да и заботы после девятого класса появились совсем другие. Я крепко влюбился в Неё и реальность перевернулась.

Но на этом воспитательная работа Юлечки не закончилась. Я стоял в её кабинете с новой повинной. Опять спасал своих друзей от мук воспитания. Кто-то стащил книгу у школьного спекулянта. Этот кто-то был я, и стащил из озорства, попался на «слабо». Мои два друга, Лешка и Вадик слишком долго торчали, что-то высматривали, вот их и взяли за соучастие. Книгу вернули, а ребят водили на допросы – виновник должен быть пойман и наказан. Каждый день встреча с директором, разговоры с Юлечкой. Ребята держались, не выдавали, но возвращались выжатые, как лимоны. Видимо методы давления набирали обороты. Не выдержал я, и вот стоял с признанием.

–Юлия Сергеевна, знаете, ведь я не называл Сашку Самосвалом, да никто из наших никогда не называл!

–Я знаю, он все придумал, а вы молодцы, разделили вину на всех, спасли товарища от наказания. Хорошая педагогическая поэма выходит у меня. Спасибо вам.

–Юлия Сергеевна не мучьте ребят, это я взял книжку.

–Я вынуждена рассказать об этом директору и твоим родителям.

–Юлия Сергеевна, вы же обещали никому не рассказывать! – расстроился я.

–Сегодня в школе, наказание будет гораздо проще, чем во взрослой жизни. В этом заложен смысл воспитания. А твоё образование и наше воспитание позволят вам завтра сделать наш мир чуточку лучше. В этом глубокий смысл педагогики. Так, что придется потерпеть.

Наказания за свой поступок я не помню, вроде даже на школьной линейке проговорили о вопиющем случае хищения, но разговор с Юлечкой помню как сейчас.

И наступила последняя школьная весна. Как бесконечно долго тянулись школьные годы и как быстротечно они прокатились. Как парадоксы Зенона. Семнадцатилетние подростки прощались со школой навсегда. Последний звонок, отличная погода и шеренги учеников. Первоклашки читают стихи и поздравляют выпускников. Поздравляют нас и учителя. И вот она, самая главная миссия. Все в ожидании избранного. Глаза директора двигались по нашим лицам. Наверняка о каждом из нас она что то знала, и сейчас перелистывала своё внутреннее досье. Само собой вот и мое лицо. А вот моё школьное досье:

«Гнева директора я не боялся. Эмоции Татьяны Михайловны были яркими, резкими, бурными, громкими и от этого немного театральными. Искусственными. Кричала она звонко и чётко, с профессиональной дикцией. Очки её при этом сползали на нос, и она постоянно их поправляла. Она вела уроки английского и наша разведка утверждала, что она спокойный учитель, на уроках совсем другой человек. Может поэтому и не боялся. Стоял в её большом кабинете и не боялся. Это было в первый раз. Второй раз стоял во время революции на уроках физики, но мы стояли всем классом, и вообще не было страшно. А в первый раз меня поддерживала злость из-за вопиющей несправедливости. Прокол в педагогике или уникальная школа жизни – судим вместе.

Получив разрешение выйти с урока литературы, я спустился на первый этаж. Прикрыв за собой дверь санитарной комнаты, я невольно бросил взгляд на потолок. Черные искореженные горелые спички маленькими сталактитами свисали с потолка. Причудливые узоры черной гари украшали весь потолок. Кто-то постарался. Бюджет украшений составлял, по моим подсчетам, как минимум десять коробков спичек. Черная копоть потолочной лепнины овалами, кругами, продолговатыми конусами открывали тайны души неизвестного художника. А может здесь снимали один из моих любимых сюжетов Ералаша, когда бодрый мальчишка обучал пришельцев технике росписи потолка? Еще вчера потолок был белым, а сегодня съемки уже закончились, все декорации бросили, а сами артисты уехали. Под впечатлением я вернулся на урок литературы. На следующий день меня вызвали в кабинет директора. Татьяна Михайловна сверлила меня взглядом, обвиняя в порче школьного имущества. Некий дежурный по этажам видел меня во время уроков в туалете. Вопиющая несправедливость и бессилие скручивали и выжимали мою совесть. Да, я не подарок, я проводил подобные пробы искусства со спичками. Но у себя в подъезде, а не на уроках литературы в санитарной комнате! Но всё тщетно, мне не верили. Родителей в школу и ремонт за их счет. Да, без присяжных заседателей очень тяжело. Словно обиженный, потолок моего подъезда кинул свой крик во вселенную, и этот крик, через школьный потолок вернулся на мою голову. Я замкнулся, отрицая вину, старался делать вид, что ничего не произошло. Через несколько дней учительница литературы, иронично извинившись, сообщила, что не может пускать меня на урок, без разговора с родителями. Запретил директор. Какая жестокость! Я продержался несколько дней, сидя под кабинетом и рассказал всё матери. Мне вручили веник и жидкую побелку. Я чистил потолок в школе, да что уж теперь, почистил и в подъезде. Потолки победили! Вот так урок несправедливости! Записал в дневники памяти»