Владимир Власов - Учитель Краб

Мы все больше углублялись в лабиринты сложной умозрительной дискуссии, открывая друг другу новые этажи своей духовности. Наша беседа струилась, как ручей, мирно обтекающий острые камни, и в какой-то момент я подумал, что смог бы примириться с церковью. Поистине, права пословица: «С умом повстречается ум, и в мире живут меж собой, с талантом столкнется талант, и вмиг загорелись враждой».

Мой собеседник открыл портфель, вытащил два бумажных стаканчика, гроздь винограда и несколько спелых яблок. Все это он расположил на столике в виде аппетитного натюрморта, затем извлек бутылку коньяка, что вызвало мое крайнее неудовольствие. Я избегал кутежей в дороге. Видя, как я поморщился, священник виновато улыбнулся:

– Это не коньяк, а церковное вино, очень слабое, – сказал он. – Прошу отведать, оно успокаивает и поможет нам быстрее заснуть, а коньяк действует возбуждающе и прогоняет сон.

Я посмотрел в окно. Было уже темно. Я не заметил, как стемнело, и в купе зажегся электрический свет. Священник открутил крышку бутылки и наполнил вином бумажные стаканчики. На темном стекле его профиль отражался, как в зеркале, и это отражение казалось мне бегущим, так как в темноте близкие и далекие огоньки перемещались с движением поезда. Мне казалось, что священник движется в небесном пространстве среди звезд, невесомый и неосязаемый, как символ заблуждающегося человечества. Я с его стороны, наверно, выглядел таким же.

Мы выпили вина. Вскоре наше внимание в разговоре переместилось на идею абсолютного совершенства. Даже когда мысль отрывается от действительности, другими словами, сходит с рельсов здравого смысла, и воспаряет фантазией в необозримые дали, всегда найдутся чувствительные весы для определения в них степени реальности в поисках неземных ценностей. Но в этот вечер я с удовольствием ставил свой мозг под нагрузку этих ценностей, и наши летучие, подвижные фантазии уносили нас в такие запредельные сферы, откуда рай нам казался вполне реальной землей обетованной.

– Вы верите в загробную жизнь? – спросил я.

– Да, – убежденно ответил он мне.

И его отражение в окне вдруг осветилось фейерверком бегущих огоньков – поезд пронесся через небольшую станцию. Как будто комета пролетела сквозь его взлохмаченные волосы и бороду. Передо мной запечатлелись два образа: один в статике, другой в движении. И мне казалось, что тот, который за окном скакал и прыгал сквозь мрак и несущиеся звезды за поездом, был реальнее, чем тот, кто сидел передо мной и смотрел на меня умными глазами.

Мы выпили еще, и я ощутил, что в моей голове наступило вдруг полное просветление, мысли рождались от какого-то внутреннего озарения и, обгоняя друг друга, вливались в Океан Мировой Гармонии. Потекли самые легкие и светлые минуты вечера, минуты расцветающих надежд. Мне стало жарко, и я почувствовал себя в купе уютно, как младенец в люльке, и уже не боялся будущего.

Утром, когда я проснулся, священника не было. На столике лежала записка: «Не хотел будить Вас. Желаю здравствовать и побольше верить в чудеса жизни».

Голова болела, я чувствовал тяжесть во всем теле. И, как всегда в минуты депрессии, на меня навалилась черная меланхолия. И так уж глупо был устроен мир, что, не имея возможности на секунду прервать ход своих мыслей, постоянно возвращающих меня на орбиту моих сомнений, я вновь услышал этот голос: «Чем так мучиться, открой дверь в тамбуре и прыгни под колеса встречного поезда». В самоубийстве есть тоже какой-то выход, когда своей рукой останавливаешь вращение колеса судьбы, прерываешь надоевшее мелькание земных событий, ставишь точку в высшем Абсолюте смен бытия: жизни и смерти. Родившись один раз, нужно хотя бы один раз умереть. Это так легко – выйти из временного цикла, переместившись в пространство вечности. Перед мгновенной и неожиданной смертью у меня нет страха. Страшно постепенное увядание, медленное старение, сознание неминуемого приближающегося конца. Но самоубийство – это тоже бессмыслица, такая же, как и сама жизнь. Войти в состояние покоя никогда не поздно. Впрочем, иногда мне казалось, что меня в жизни ничто не удерживало, кроме сомнений и тайн. Еще одно сомнение заронил мне в душу священник – тайну о потустороннем мире. Что это? Область четвертого измерения? Возможно ли общение с потусторонним миром? Есть ли разгадка шифра, открывающего этот секретный сейф?

Четвертое измерение, потусторонний мир, область, простирающаяся по ту сторону нашего сознания, – сфера инобытия, постоянная и вечная, в то время, как наш мир подвижен и изменчив. А существует ли в природе что-либо постоянное и вечное, неподвижное и изменчивое, кроме духовных ценностей, таких, как долг, честь, любовь? Но раз нет в природе вечных и постоянных величин, значит, потусторонний мир – м и р а ж, и нет никакого четвертого измерения. Но если хотя бы на минуту допустить, что эти два мира все же существуют в природе независимо друг от друга, то тогда должны быть и пути вхождения в мир иной.

У меня еще больше разболелась голова. Я физически почувствовал, как моя мысль постоянно натыкается на непреодолимую стену, отталкивается и вновь бьется о нее. За этой стеной скрывалась Великая Тайна человечества, и мне казалось, что если я не разгадаю ее, то сойду с ума. Я потер виски, боль не проходила.

В вагоне-ресторане все столики были заняты. Я остановился в нерешительности, отыскивая себе место. Вдруг в дальнем углу я увидел человека, который мне запомнился еще на Ярославском вокзале. В моей памяти запечатлелся не он сам, а его небесный взгляд, проникающий в душу, эти глаза, словно две звезды, светящиеся в сиянии дня. Наши взгляды встретились, он кивнул мне как старому знакомому и указал свободное место напротив себя. Невольно повинуясь этому жесту, я уселся на стул и попал в плен его обаяния. Еще тогда, на вокзале, у меня возникло предчувствие, что еще раз обязательно увижусь с ним, вероятно, так душа своим внутренним чутьем предугадывает ход и развязку событий.

Он вторично одобрительно кивнул мне головой, но его поощрительная улыбка больше походила на ухмылку.

– Присаживайтесь, это место свободно, – его голос был мягок до вкрадчивости и чист, как горный ручей.

Я поблагодарил его, взял меню. Пока я выбирал блюдо и поджидал официантку, он не проронил ни слова, доканчивая свое второе. Но как только официантка отошла, он вдруг спросил меня:

– И часто у вас бывают головные боли?

Я удивленно посмотрел на него.

– Почему вы полагаете, что у меня головные боли? Вы кто, ясновидец?

Но вдруг в левом полушарии моего мозга резко кольнуло, возможно, лопнул капилляр, и произошло микрокровоизлияние. Я поморщился от боли.

– Вот видите, – сказал мой сосед, – я же вижу, что у вас болит голова.