Оксана Лукаш - Любовь сквозь века

Войдя во двор к старшине, Лютый оглядел справное хозяйство и зашел в избу. На лавке сидел старик, с виду больной и немощный, но это была лишь видимость.

– Кто таков будешь?

– Здрав будь хозяин. Зови меня Лютый. Я жрец Темного. Помните еще про Требу ему? Не забыли ? Ваш черед отдать причитающееся.

Старик не поморщился и не пошевелился, поманил пальцем мальчонку, которого не заметил поначалу Лютый: Ну, ка дите, беги зови бабку Славию, да дядьку Никиту.

– Ты ведь ни к одному, ко мне пришел? Так ведь Лютый? Мы ждали тебя. Славия увидала еще вчера твой приход и девочку, которую ты решил забрать. Ты помнишь ведун, треба только тогда треба, когда отдана от чистого сердца, добровольно?

– Никто вас неволить не станет, но и ты старик вспоминай, что бывает с теми, кто не отдал требы.

– Помню, Лютый, помню, еще те времена, и не спорю с тобой. Ты проходи, садись – не побрезгуй моим стариковским обедом. Отдохни с дороги. Ты к нам ненадолго, надо думать. Решение примем, да пойдешь себе дальше.

Вошла бабка Славия, за ней крепкий мужичонка с куцей, всклокоченной бородой.

Первым заговорил хозяин дома: Кого выбрал на требу Темный?

– Милану,– был короткий ответ.

– Почему мы должны отдать ее тебе, Лютый? Где доказательство, что ты жрец Темного?

– Славия, ведь ты видела меня еще вчера в чаше с водой, и я тебя видел. Предначертанное свершится, хотите вы того или нет. Не уйдет со мной Милана и деревни вашей не станет. Эту зиму пережили, хорошо, а дальше, как Силы рассудят. День вам на решение, не решите, пойду к ее родителям сам.

– Девочка больна, -промолвила Славия.

Лютый усмехнулся: болезнь ее поправима, поболит да пройдет. Я слово свое сказал, черед за вами,– ведун встал, и не говоря ни слова, вышел из избы.

Собравшиеся переглянулись.

– Что делать будем? Пошли к отцу Миланки, к Михасю. Девчонку надо отдать, вот и весь сказ.

– Ой, Никита как у тебя просто все, не твою же Катерину забрать решили.

– Полно тебе Славия, полно, сказали бы Катю отдать, пришлось бы нам с матерью с дитем прощаться. Ничего не поделаешь. Жить все хотят. Треба Темному, по справедливости, как издавна заповедано, да дедами велено. Перечить не след. Отдавали до нас и нам суждено.

– Твоя правда Никита, так было всегда, не нам нарушать закон. Пошли к Михасю.

Все трое поднявшись с лавки, вышли за порог. Никто из них не обратил внимания на Петра. Мальчонка жался за печкой, сидел тише мыши, чтобы не выгнали: Миланку, его Миланку решили отдать этому бородачу. Да зачем это? С кем же он Петр будет теперь играть, с кем в луга весной бегать, а летом у ручья валяться, и слушать ее чудные сказки, про красавиц, воинов отважных, русалок да мавок полуденных. Милей всех других ребят была Петру соседская девочка. Как в лес с ней давеча сходил, так вообще решил, что всегда только с ней играть будет, вон храбрая какая и добрая, никогда его не обижала.

Петр со всех ног бросился к своей подруге: Поди, как всегда, сидит на пригорке с куклой, да на опушку лесную смотрит, а то, может, опять в лес собралась. Надо предупредить, чтоб не ходила. Мужик там этот страшный, схватит и все, и не увидит Петр больше никогда Миланы.

На пригорке Миланы не оказалось.

– Точно, в лес подалась! Надо выручать, пропадет ведь. Петр бежал к лесу, сердце мальчонки выпрыгивало из груди. Подружку закадычную жалко конечно, да только в чащобе страшно, и мужик там тот: Ну, и пускай страшно, и пускай мужик! Петр поднял валяющуюся палку. Он– Петр тоже не лыком шит, дед летом его драться учил, теперь Петр с любым деревенским мальчишкой легко управлялся. Показал дед ему пару секретов.

– Не отдам Милану – моя! – подумал так, да и сам себе удивился.

Тропинка привела Петра к той поляне, на которой они вчера с девочкой стояли да пререкались. В свете дня поляна уже не казалась Петру такой страшной, а лес непроходимым буреломом. Вдалеке вился дымок, потянуло костром: Значит там этот дядька –Лютый. Вдруг и Милана уже у него? Не отдам, пусть, что хочет со мной делает, не отдам, – паренек покрепче сжал в ручонке палку.

– Не меня ищешь? А, парень?

Петр резко обернулся, на него смотрел Лютый. Стоял и улыбался.

– Зачем тебе Милана, а дядька? Ты, почто пришел к нам? Кто тебя звал?

– Верно, говоришь малец, никто не звал. Только ни в чьем приглашении я не нуждаюсь. Прихожу, куда хочу и беру, что пожелаю. Запомни это парень и никогда на моей дороге, тем более с палкой, не становись. Я и наказать могу. После этих слов ведуна, палка из рук Петра выскочила, будто живая, и отлетела на несколько саженей вперед, да сама собой пополам сломалась. Петр только открыл рот от удивления, а Лютый засмеялся.

– Понял парень, теперь, кто я? Или добавить тебе? Беги к мамке лучше, негоже в такую пору по лесу шнырять, недоброе, может выйти. Лютый повернулся к ошалевшему Петру спиной и зашагал в лес.

Петр стоял столбом и не верил в произошедшее: Как палка могла вырваться из его руки, да еще сама собой пополам переломиться? То, что он повстречал колдуна, Петр уже понял. Только, зачем ему Милана? Мальчик понуро побрел к дому. Не сможет он спасти своей подруги, не тягаться ему с ведуном черным. Отдадут ее в услужение Лютому, и ничего он– Петр не поделает. По лицу мальчика лились слезы, замерзая на ресницах, а он плакал все горше и горше.

В избе Михася семья собралась ужинать. Михась сидел во главе стола и строго смотрел на семейство, только глаза его улыбались, и каждый за столом понимал, что отец в хорошем настроении и принес каждому из леса подарок. Любили отца дети. Одна Милана, по– прежнему, лежала на печи, тихо, как мышка и не хотела спускаться. Мать ее и не заставляла, пусть оклемается, а ну ка, утром горела, что уголек из печи, а к вечеру и следа лихоманки нет, понятное дело капризничает дите. Малая еще. Пусть полежит, погреется.

Дверь в избу отворилась, вошли трое– баба Славия, Никита да дед, что по праву считался старейшиной в деревне и принимал решения.

– Дому вашему мир да добро, хозяева.

Вся семья обернулась к вошедшим.

– Здравия и вам добрые люди. Заходите, к столу подсаживайтесь. Любань засуетилась, чтобы и места всем хватило и еды, на гостей она в этот день не рассчитывала, хорошо, и каши побольше, запарила и караваев несколько спекла, как знала, что гости в дом придут. Гостю, как известно, всегда рады. Гостю-место. Троица уселась за стол. Потянулись обычные в таких случаях разговоры, про житье– бытье, дотянут ли жители до весны, сколько припасов осталось, да про подготовку к пахоте. Только не клеился разговор сегодня, гости были хмурые.

– А ну ка, ребята, поели уже, так и нечего рассиживаться! Или я работы вам мало с утра задала? Мне помощники завсегда нужны. Давайте, воды скотине принесите, да соломки подбросьте.