Кейт Донован - Затерянные во времени

Гордость помешала Шеннон полностью отдаться охватившему ее желанию. Она осознавала, что стоит Джону удовлетворить свое вожделение, как его поведение изменится. Он станет «своенравным», и не сможет сохранить преданность одной женщине. Пока язык Шеннон изучал и пробовал рот Джона Катлера, она крепко держала его руки ради блага их хозяина.

Казалось, поцелуй длился вечно. Оба задыхались и ловили ртом воздух. Губы Джона оторвались от ее рта. Он опирался лбом о дверь, прижимаясь к щеке Шеннон гладко выбритой теплой щекой.

– Мне хотелось поцеловать тебя с тех пор, как только я увидел тебя. Я хотел чувствовать тебя, пробовать тебя, обнимать тебя…

– Вот ты и поцеловал меня. Мы оба никогда не забудем этого поцелуя. Ты необычный мужчина, Джон. Ты знаешь, как доставить женщине удовольствие и, – ее умиротворяющий голос упал до шепота, – знаешь, когда остановиться.

– Разве?

– Если мы займемся любовью, ты потеряешь сестру Кахнаваки. Даже если Кахнаваки никогда не узнает об этом…

– Я всегда буду знать, что слаб. Я всегда буду жалеть об этом, – закончил за нее Джон. – Ты права. Очень мудро. Очень, – он постучал лбом по гладкой двери, – разумно, Шеннон.

– Я рада, что ты поцеловал меня, – Шеннон нежно погладила его по щеке. – Ты для меня побрился?

– Конечно, – Джон вздохнул, отошел от нее и сел на край стола. – Не то, чтобы я побрился для тебя. Ты заставила меня подумать… Передо мной всегда стояла задача убедить Кахнаваки, что я – подходящий муж для его сестры. Когда я понял, как ты относишься к моей бороде, что тебе больше нравится выбритое лицо, меня осенило впервые за все шесть лет, что, возможно, не Кахнаваки противится браку.

– Понимаю, – Шеннон кивнула, стараясь не поддаться чувству ревности. – Возможно, ты прав, Джон. – И не удержалась, уколола его. – Значит, ты побрился для нее?

Джон был удручен.

– Я не такой, как саскуэханноки. И с этим ничего не поделаешь. Но я могу остричь или отрастить волосы, или одеться по-другому. Посоветуй мне еще что-нибудь, Шеннон. Мнение женщины – очень ценно.

Шеннон внимательно осмотрела его, покраснела и, наконец, сказала:

– Все прекрасно, Джон.

– Я польщен, – Джон добродушно усмехнулся.

– Когда ты улыбаешься, ты неотразим. Улыбайся, когда придешь в деревню. Перед такой улыбкой не устоит не только твоя невеста, но и никакая женщина в мире.

– Не устоит? – Джон схватил Шеннон за руку и усадил на колени. – Ни одна женщина не устоит?

– Джон… – выдержать еще один поцелуй, простонала она мысленно, невозможно. Она попыталась остановить Джона. К ее разочарованию и облегчению Джон, казалось, согласен с ней. Поцелуй был нежным и приятным с оттенком желания, таящегося в их сердцах.

Шеннон снова погладила его лицо.

– У меня есть лосьон. Он защитит твою кожу от ожога.

– Что бы ты ни говорила, Шеннон, – пробормотал Джон, уткнувшись лицом ей в волосы, – я рад, что ты заставила меня побриться. Из-за этой чертовой бороды я не мог почувствовать, какие у тебя мягкие, нежные волосы.

– Нам пора идти, Джон. Ты говорил, что до деревни идти четыре часа.

– Пора, – он позволил ей слезть с его колен. – Ты готова?

– Сначала я хочу заплести косы.

В глазах Джона промелькнула печаль.

– Хочешь быть похожей на жителей деревни?

– Мне все равно, понравлюсь я им или нет. Я хочу, чтобы они поняли, я – не сумасшедшая, – Шеннон грустно вздохнула. – Не ревнуй. Мне не нужен Кахнаваки. Если мы будем ссориться всю дорогу, для нас это будет невосполнимой потерей. Возможно, эти часы будут последними, что мы проведем вместе.

– Мы ни за что не будем ссориться. Пойду, оседлаю мула.

– Постой, – почти сразу рассеялось сияние любви. – Кто из нас поедет на муле?

– Я иду пешком, но хочу, чтобы ты приехала в деревню отдохнувшей.

– Нет, я иду, ты едешь. У тебя ведь болит нога.

– Ты поедешь.

– Стать похожей на Пилигрима или, как его там? Благодарю покорно. Лучше не бери мула совсем.

– Надо спросить у Герцогини, что она думает по этому поводу, – рассмеялся Джон. – Ей не нравятся такие длинные прогулки, не то, что Принцу.

– Собаки пойдут с нами? Как хорошо!

– Только Герцогиня. Поиграет и поохотится с деревенскими мальчишками. Принц останется стеречь хижину. У него есть чувство ответственности. А мул нам нужен, чтобы привезти из деревни шкуры. Послушай, давай-ка сюда вот это, – Джон взял ее сумку, схватил свой кожаный мешок и распахнул двери. – Только после вас, мисси.

Шеннон вышла из хижины и огляделась вокруг, отмечая все подробности, в особенности – лесную усадьбу Джона Катлера. Ей хотелось запомнить ее навсегда такой, какой она видела ее в эту минуту. Ей хотелось навсегда запомнить Джона Катлера – с бородой и чисто выбритым – и она знала, что не забудет его никогда.

– Шеннон?

– Иду.

– Это, наверное, самое прекрасное место на земле, – заметила Шеннон, когда они проходили через лесок, пронизанный лучами солнца. Ее безбородый спутник, соглашаясь, кивнул головой.

– Видно, тебе подходит этот лес. Я думал, к этому времени ты устанешь до смерти…

– Ты это серьезно? Я хотела бы прожить в таком месте всю свою жизнь. Могла бы бесконечно идти рядом с тобой, слушать пение птиц и шелест листьев. Как смешно Герцогиня выглядит на спине у мула! Никогда бы не подумала, что она так быстро устанет. Мы идем не больше двух часов.

– Почти три. Герцогиню растили не для такой жизни. Моя сестра подарила мне ее, иначе она бы здесь не оказалась.

– Герцогиня – самая потрясающая собака на свете.

– Она – прекрасный охотник. Я не жалуюсь.

– Но Принц больше подходит для жизни в лесу, правда? Ты называешь его ответственным. Так всегда называл меня мой брат. Но по отношению ко мне – гиперответственность.

– Что это значит?

– Я поступаю всегда так, будто судьба мира у меня в руках. Я считаю себя ответственной за все и незаменимой там, где что-то идет не так. Несомненно, это плохая черта характера. Или… по крайней мере, Фил старается излечить меня от этого.

– У тебя, оказывается, всегда были иллюзии, – нахмурился Джон. – А я надеялся, что это от ушиба головы.

Шеннон весело рассмеялась.

– Не было у меня никаких иллюзий. Только видение, о котором я тебе говорила вчера. В остальном мои воспоминания ясные и четкие. Тогда я тоже ушибла голову.

– Ты выздоровела?

– Совершенно. Не волнуйся, – она игриво сморщила носик. – У тебя самого тоже гиперответственность, но не столь огромная, как у меня. Если б ты слышал, как смеялся надо мной Филипп, узнав, что я не спала всю ночь перед своим первым днем выборов. Мне казалось тогда, что мой голос мог повлиять на судьбу всей страны.

– Ты сама-то понимаешь, что говоришь? Ты принимала участие в выборах? Это же смешно!