Иви Берне - По зову крови

Александр Фостин был очень неаккуратен. Он оставил после себя такой беспорядок!

Эти мысли напомнили ей, что на ковре перед камином красовалось пятно от вина. Девушка захватила бутылку с содовой и прошагала в гостиную.

Похотливый завравшийся ублюдок! Был уже почти полдень, а он даже не позвонил, чтобы извиниться. Конечно, он ведь, должно быть, жутко занят переговорами с Брюсселем. Ага, как же.

Весь дом пах сексом. Пах Алексом. Ей даже пришлось оторваться от чистки ковра и зажечь целую упаковку ароматических свечей, оставшихся ещё с Рождества. Вскоре весь дом пах, словно свихнувшаяся рождественская деревенька.

Не имело значения, как он смотрел на неё прошлой ночью. Не имели значения ни эти бездонные черные глаза, ни его испытующий взгляд. Даже то, что он прикасался к её лицу, словно оно было каким-то редкостным сокровищем, не значило почти ничего. Девушка чувствовала в этом мужчине что-то жутко неправильное. Начиная с того самого момента, когда он вторгся в её жизнь, и заканчивая нелепой байкой о «суженной из пророческих видений». Всё было неправильно.

И на самом деле всё оказалось лишь одной «большой ложью». [25] Большая ложь (нем. Große Lüge) — пропагандистский приём. Определён Адольфом Гитлером в книге «Моя Борьба» (нем. Mein Kampf, 1925 р.) как «ложь настолько „колоссальная“, что никто не поверит в то, что кто-то имел смелость обезобразить реальность так бесстыже». Что-то внутри подсказывало девушке, что под его таинственностью скрывалось нечто странное. Нечто очень важное. И это нечто управляло им. Заставило уйти этим утром. Он говорил, что любит её, но всё равно скрывал от неё какую-то непостижимую правду. Это может быть другая женщина, наркотики, мафия, карьера иностранного шпиона — что бы это ни было, оно явно не могло Хелене понравиться.

Алекс сказал, что вечером ей всё объяснит. Что ж, объяснить придётся многое . Может быть, ей даже не захочется этого слышать. Наверное, было бы лучше, если бы он просто исчез?

Точно, было бы.

Даже если он всё-таки позвонит, она попросит его больше не приходить.

Скалли путалась у девушки под ногами и поскуливала, умоляя, чтобы её выпустили на улицу. Хелена вывела собаку на задний дворик и помедлила, позволяя солнечным лучам согреть лицо и плечи. В голубом небе не было ни облачка, на дворе стоял потрясающий ясный день. Достаточно теплый, чтобы растопить снег. Капельки воды падали с ветвей деревьев и стекали по водосточному желобку с весёлым журчанием. Смахнув с глаз слёзы, Хелена вытащила из кармана джинсов визитку Фостина. Медленно и демонстративно порвала карточку на мельчайшие кусочки и развеяла их по ветру. Больше никаких слез! Она твёрдо себе это пообещала. Ей совсем не нужен такой самонадеянный тип, как Александр Фостин.

А ведь они даже не пользовались презервативами.

Какая же я идиотка!

Вот чёрт! Нужно было сохранить эту визитку.

Пробило пять, потом шесть часов. А он так и не появился. Он не сдержал слово. Вероятно, уже отправился в другой город и ударился в поиски новой «единственной».

Хелена съела на ужин пинту [26] 1 пинта — примерно 0,5 литра мороженого и выпила почти целую бутылку вина, безразлично щёлкая пультом и уже не по первому кругу прогоняя телеканалы.

Около девяти Скалли вскочила, подбежала к раздвижным дверям и, навострив уши, настороженно посмотрела на улицу. Хелена приложила руки к стеклу, внимательно вглядываясь в темноту на балконе. Алекса нигде не было, так что девушке ничего не оставалось, кроме как просто вернуться на диван.

Скалли пробежала на кухню, вернулась обратно, сбежала вниз по лестнице, опять вернулась и, подняв лапу, застыла перед Хеленой. Собачьи глазки-пуговки оживленно сверкали. Эта поза всегда означала: «мне что-то от тебя надо».

— Если выпущу, ты можешь нарваться на какую-нибудь тварь на заднем дворе. Так что сиди дома.

В ответ Скалли гавкнула, подбежала к лестнице и снова гавкнула.

— Ты час назад сходила.

А она всё лаяла и лаяла, бегала туда-сюда по лестнице и снова лаяла, пока Хелена не стащила с дивана свою несчастную задницу — как Алекс и предсказывал, задница жутко болела — и не поковыляла вниз по лестнице на первый этаж. Выглянула в окно задней двери. Дворик был пуст и неподвижен. Это хорошо, ведь у девушки был нездоровый страх, что её собаку могли сожрать койоты. Скалли скулила и прыгала у Хелены под ногами.

— Ладно, только я выйду первой.

Держа собаку на шаг позади себя, девушка выскользнула за дверь, тут же споткнулась обо что-то бесформенное и упала прямо на это. «Это» тяжело вздохнуло. Хелена закричала и с трудом поднялась на ноги. Скалли заливалась истеричным звонким лаем. Ничком на земле лежал Алекс.

— Алекс! О Боже! — Сначала девушка подумала, что в него стреляла полиция. В мозгу промелькнули проблески воспоминаний о школьных занятиях по оказанию первой помощи. Посмотреть, нет ли повреждений, очистить дыхательные пути, проверить сердцебиение. Как? Чёрт, вот чёрт! Он снова тяжело вздохнул. По крайней мере, хотя бы дышал.

— Алекс? Что случилось? — Она перевернула его на спину и задохнулась. Даже в темноте она смогла разглядеть, что его лицо было жутким кровавым месивом: неровным, обезображенным, страшным. — Не волнуйся, я сейчас же позвоню в 911.

— Нет, — он перехватил её запястье, его рука была влажной и ослабевшей. Это плохо. Он был обожжен ? Мужчина несколько раз тяжело вздохнул, прежде чем продолжить. — Не надо.

— Полиция… все это сейчас не имеет значения! — У него, определенно, шок. Ему было так плохо, что он даже не мог этого осознать. — Алекс, тебе нужна медицинская помощь.

— Нет. В дом.

Хелена закусила губу. Его голос был странным и невнятным, слова разобрать было трудно. Она решила затащить его в дом, а уж потом позвонить в 911.

Тяжело застонав, он поднялся на четвереньки. И зашипел от боли, когда девушка попыталась было ему помочь. Поэтому она просто открыла дверь и позволила ему вползти внутрь.

— Под…вал… — прохрипел он.

Она открыла ещё одну дверь и, разинув рот, наблюдала, как он то ли скатился, то ли соскользнул вниз по бетонным ступенькам. У подножья лестницы он свернулся в позе эмбриона и притих. Хелена щёлкнула выключателем и зажгла наверху яркий свет. От того, что она увидела, ей стало плохо. Вино и мороженое подступили к горлу и девушку вырвало прямо на перила подвальной лестницы.

Каждый дюйм его лица был покрыт волдырями, шелушился и блестел от пота и гноя.

И у него совсем не было волос.

— О Боже! Боже. Я сейчас вернусь. — Ей надо было вызвать скорую. Немедленно.

В умоляющем жесте он протянул к ней руку.

— Позвони маме. — Покрасневшие глаза горели совершенной осмысленностью на его почти похожем на череп лице, его взгляд был убеждающим и словно просил девушку о помощи. Алекс нашарил в кармане телефон и подтолкнул его по бетонному полу в сторону девушки. — Хел… звони.