Вирджиния Кантра - Морская ведьма

Если ты меня любишь, то должна верить мне. Верить нам обоим…

Но ей еще никогда не приходилось делать ничего подобного.

Они проиграли. Она потерпела неудачу, и за ее ошибку заплатит Калеб и оба их народа.

Маргред уставилась на сверкающую поверхность моря, чувствуя, как в ней, подобно пузырькам воздуха от дыхания, поднимается мужество Калеба.

Ты сможешь сделать это. В воде у тебя по-прежнему есть сила…

В воде у нее по-прежнему была сила…

Сделав глубокий вдох, она прямо в одежде нырнула в туманную глубину.

Почти мгновенно она поняла, что одежду все-таки следовало бы снять. Длинная юбка спутала ей ноги, не давая двигаться, пока она отчаянно стремилась погрузиться на самое дно. Ее человеческие глаза почти ничего не видели в тусклом свете. Но это-то как раз было не страшно. Ей не нужно было зрение.

Подобно рыбе, попавшейся на крючок, она пробивалась вниз сквозь слои мрачной, холодной воды, кишащие жизнью, влекомая мерцающей нитью, в которой она чувствовала Калеба. Под водой ноздри у нее оказались заложенными. Она не чувствовала демона. Но Маргред ощущала присутствие элементаля по боли в суставах, по острому и едкому привкусу на губах. Его отвратительная и злобная сущность дышала совсем рядом, словно зверь, притаившийся в темноте под ней, зловещий, голодный и огромный.

Маргред вздрогнула, отчаянно работая тонкими, слабыми человеческими ногами и длинными, худыми человеческими пальцами.

Она упорно стремилась на гаснущий огонек духа Калеба и отголоски темного присутствия демона, опускаясь все ниже и ниже, туда, где в струях воды, подобно дыму костра, курилась кровь ее любимого.

Ну вот… почти добралась.

И сердце у нее остановилось.

Калеб бессильно парил над самым дном, растратив всю силу и лишившись последних остатков воздуха в легких. Кожа его приобрела восковой оттенок, а тело покачивалось в струях слабого течения, как под неслышимую музыку.

В душе у Маргред сплелись воедино безумная надежда и отчаянная тоска. Сердце у нее болезненно сжалось. В груди нарастало жжение. Успела ли она? Или опоздала?

Течение приподняло голову Калеба, и та безвольно повернулась в ее сторону. Веки его лениво приоткрылись.

Из его глаз выглянул демон.

Маргред рванулась в сторону.

Тан. Так называл его Калеб, или, быть может, он сам именовал себя так. Старинное валлийское слово, обозначавшее «огонь». Его дух пылал адским пламенем.

Тонкая, яркая ниточка, соединявшая ее с Калебом, лопнула.

Губы приоткрылись в безмолвном скорбном крике.

Демон оказался в ловушке, он тонул, умирал вместе с Калебом, но смотрел на нее с дикой ненавистью, отказываясь признать свое поражение. Он был намного старше ее. Она чувствовала, как навалились на нее прожитые им века, как тянут ко дну долгие столетия злобы, презрения и силы, бессмертной силы элементаля. Он до сих пор не верил в то, что проиграл.

Сердце у Маргред сжалось от страха и затрепетало, как пойманная в клетку птичка. Легкие начало жечь как огнем, в груди нарастала давящая, тупая боль.

Она тоже не верила в то, что демон может проиграть.

Тан заметил Маргред — новое тело, нового «хозяина» — и, превратившись в огненный шар, рванулся к ней сгустком ярости и воли, удар которого лишил ее остатков самообладания и отправил на самое дно. Она отчаянно старалась вернуть себе равновесие, ощущение реальности, способность дышать.

В воде у тебя по-прежнему есть сила…

Но она не могла дышать.

В глазах у Маргред потемнело, но уголком глаза она заметила, как, похожий на большого черного тюленя, в пузырьках воздуха к ней устремился Дилан. Слишком поздно! Злоба и ненависть Тана ошеломили ее. Он был огнем — неистовым, голодным, яростным и настойчивым. Он набросился на нее и принялся пожирать, жадно глотая нежные ткани ее губ и глаз, тайные уголки ее лона и души, иссушая ее тело, вторгаясь в самое сокровенное, стремясь подчинить ее своей воле. Маргред испуганно отпрянула. Он был силен, намного сильнее ее, элементаль, поставивший себе целью уничтожить противника. Она была всего лишь человеком, а Калеб погиб.

На один краткий миг искушение коснулось ее обнаженных нервов и ярким пламенем вспыхнуло в мозгу. Если Тан вселится в нее, подчинит себе, станет ее личным демоном-любовником, может быть, она вновь обретет бессмертие?

Есть вещи похуже смерти…

Правильно.

Она перестала думать. Перестала дышать. Она чувствовала, что ее сердце — слабое, человеческое, разбитое сердце — еще бьется. Она пока не потерпела окончательное поражение. Но если Калеб умер… Осознание мучительной потери судорожной, острой болью пронзило ее. Что же, теперь только от нее зависело, станет его смерть напрасной или нет. Она потянулась к воде, призвала силу и впитывала ее как губка, жадно глотала, как благословенный нектар. Сила вдохнула в нее жизнь. И кровь забурлила у Маргред в жилах, опьяняя, словно молодое вино.

Она ощутила удивление демона, неимоверное удивление и боль, когда магия поднялась в ней, как приливная волна, затопила ее, окружив сверкающим ореолом, накрывая их обоих, заставляя его отступить и покинуть тело Калеба. Она набросила на него свой дух, стремительный и сокрушающий, как гребень волны, сверкающий, как отборный жемчуг.

«Тан, я свяжу тебя!»

Она выплеснула свою душу, растянув ее, как сверкающее серебряное покрывало, которое накрыло его и захватило в ловушку, удерживая шар расплавленного стекла, в который превратился демон. Его ярость пульсировала внутри, ярким светом озаряя полупрозрачные стенки шара. Цвета и краски смешивались и теснили друг друга на изогнутой поверхности — красный и синий, зеленый и золотистый, — а Тан отчаянно рвался из заточения, чтобы сжечь ее. Но один слой накладывался на другой, с каждым разом становясь все плотнее, крепче и непрозрачнее, истощая ее силу и уничтожая его дух.

Слои силы продолжали ложиться друг на друга, заточая его в непроницаемую оболочку, в огромный, сверкающий сине-зеленый шар, пока наконец адский огонь демона не погас окончательно.

И тогда на нее обрушилась чернота.

Мэгги…

Она парила в невесомости. Ее сущность растворилась в приливах и отливах, в пене волн и дыхании моря. Она не чувствовала своего тела и не думала ни о чем. Боли не было. Памяти тоже. Неужели это и есть смерть? Тогда она очень уютная и спокойная.

Есть вещи похуже смерти…

Ох, Калеб…

Резкая боль вдруг пронзила ее, как луч ослепительного света в полной темноте. Она заморгала, щурясь и пытаясь и дальше остаться невесомой, парить в прохладной, тихой глубине.

— Мэгги!

Голос не давал ей забыться. Он был резким и настойчивым, от него расходились круги по воде, как от камня, брошенного в стоячую воду. Он будоражил и тормошил ее, тянул к свету. Она барахталась, сопротивляясь и задыхаясь. Она не хотела двигаться. Она не хотела вспоминать.