Кассандра Клэр - Трилогия о Драко: Draco Dormiens, Draco Sinister, Draco Veritas

— Ты хотел верить в то, что я способна так поступить с Гарри?

— Не все в этом мире связано с Гарри, — холодно возразил он.

— Проклятье…

— Так вот, о Гарри, — Рон поднял руку, словно пытаясь заслонить себя от ее ярости. — Именно поэтому я и уезжаю.

— Почему? Потому что я хочу понять, что ты сделал? Потому что я хочу знать, в чем причина?

— И да, и нет, — голос был бесцветным и измотанным. — У меня нет ответов.

— Но ты же должен знать, почему так поступал…

— Я не знаю. Это был какой-то горячечный бред, — он сгорбился и, дрожа, сунул руки в карманы. — Закрывая глаза, я вижу ее лицо. Твое лицо. Я не спал ночами, мне было плохо от того, что я делал. Мне было плохо по утрам, меня тошнило, выворачивало, потом снова тошнило, — его глаза помрачнели. — Я касался ее, я проводил ночи напролет, разговаривая с ней. Нет, знаешь, это не был просто секс — мы болтали, ели, готовили домашнее задание по Зельям… и я даже не знаю, кто она. Она может оказаться кем угодно. И чем угодно, — он тряхнул головой и прислонился к стене. — Так что не надо, не спрашивай меня, почему я так поступил. Я сам себе задаю этот вопрос и не знаю на него ответа.

— Только не говори мне, как ты страдаешь, — услышав свой голос, она поразилась жестокости тона. — Я уверена, что этого всё равно недостаточно.

Его губы дрогнули.

— Можно я тебя кое о чем спрошу, Гермиона? Я такой ужасный, такой отвратительный — зачем ты просишь меня остаться?

— Потому что… потому я не справлюсь с этим в одиночку, — что ж, она сказала это. — Я не смогу.

— С чем ты не справишься в одиночку?

— Вернуть Гарри… Я… — Рон поднял на нее отсутствующий взгляд, и она прикусила губу. — Я видела его вчера вечером, и он…

По лицу Рона побежала судорога:

— Как?… Как он?

— Он сломлен, — отвела взгляд Гермиона.

Синие глаза Рона потемнели, но голос был тверд:

— Он давно такой, Гермиона. Ты не видела этого, потому что не хотела видеть. Но та, другая Гермиона, та, что притворялась тобой, — она знала об этом, — он снова взглянул на фотографию, что держал в руке, и резким движением сунул ее в нагрудный карман. — Она все подмечала куда лучше, чем мы.

Гермиона резко отвернулась и почти отбежала к окну. Положив ладонь на холодное стекло, она посмотрела наружу: по хмурому свинцово-серому небу ползли тяжелые снеговые облака. Насколько хватало глаз, расстилалось белое пространство. У Запретного лета скакали играющие в снежки студенты. Зажмурив глаза, Гермиона вспомнила это — холодная рука Рона в одной ее руке, Гарри — в другой… «Пообещаем, что мы всегда будем друзьями…»

— Он не может сломаться, — не открывая глаз, произнесла она. — Я не допущу этого.

— И что ты будешь делать, если он не позволит тебе помочь ему?

— Это неважно, — отчужденно ответила она. — Что-нибудь. Я что-нибудь сделаю для Гарри. Даже если после этого он меня возненавидит.

— Ты бы бросила его?

От неожиданности она открыла глаза и уставилась на Рона, пристально и мрачно смотрящего на нее.

— Ты имеешь в виду, если он тоже этого захочет? Если он… теперь презирает меня?

— Нет, не совсем, — Рон сделал в ее сторону несколько неуверенных шагов, словно проверяя, не собирается ли она развернуться и дать ему пощечину, и встал рядом. Серый свет сделал его и без того бледное лицо совершенно больным, и Гермионе сразу же захотелось дать ему Перечного зелья.

Но нет, — остановила она себя. — Мне ничего не хочется ему предлагать: в конце концов, я все ещё сердита.

Он вздохнул:

— Гермиона… Я знаю, ты не поверишь в это — ты так разгневана… И ты имеешь на это полное право. Но, когда я сказал, что не знаю причину этого моего поступка, я говорил вот о чем… Словно каждую ночь я на несколько часов терял рассудок. Я сейчас вспоминаю какие-то обрывки, и они кажутся мне бредом, галлюцинацией — они слишком живые и отчетливые, чтобы посчитать их просто снами — и, тем не менее, это сущие кошмары. Но среди воспоминаний есть и счастливые… В конце концов, все это время я был счастлив. Я так думал.

— Рон, о чем ты?

— Может бы, я не знаю причин, толкнувших меня на это, потому что я не контролировал свои действия. Понимаю, может показаться, что я пытаюсь оправдать себя, — это не так. Я виню, я обвиняю себя, но в то же время, в то же время… может, ты и права — и все дело в Гарри… Ведь согласись, нет пути, чтобы подобраться к нему ближе — только ты и я…

— Нет, — она впилась ногтями себе в ладони. — Не говори так.

— Это правда, и ты сама это знаешь. Они использовали нас, чтобы нанести ему удар.

— Кто это — «они»?

Рон отвернулся и уставился в стену.

— Не знаю. Но думаю, что я прав.

— Так ты поэтому уезжаешь? Чтобы он был в безопасности?

— Наверное. Да, возможно, — он закрыл лицо руками. — Я не знаю. Я хотел бы, хотел бы так думать, но… Все эти месяцы я скучал по нему, думал, что с ним, куда он ушел, куда подевалась наша дружба. Я обвинял во всем этом Малфоя. Теперь я просто удивляюсь, — он отнял руки от лица. Веки его были красными, словно он плакал, и от этого круги под глазами стали еще ярче, придав ему какой-то совершенно детский вид. — Я не думаю, что это Малфой. Это что-то внутри самого Гарри — он боится этого, но не может выбросить из головы. Я не знаю, что это, — он в упор посмотрел на нее. — А ты?

Она долго молчала, потом покачала головой:

— Нет. И я до сих пор не могу понять, чем ты можешь оправдать то, что бросаешь его.

— Бросаю его? — у Рона вырвался то ли лай, то ли смех — это был самый горестный звук, какой ей приходилось слышать. — Хотел бы я знать, как я могу бросить его. Он ведь уже ушел.

— Так ты думаешь… ты правда думаешь, что из-за меня он может быть в опасности? — спросила Гермиона. — Но я пытаюсь — как могу — я пытаюсь защитить его.

— Ты не сможешь сделать ему никакого добра, если он тебе этого не позволит, — отрезал Рон.

— Но почему? — прошептала она, глядя на него. — Почему случилось так, что раньше мы не смогли поговорить об этом? Ты никогда не говорил мне этого…

— Говорил. Просто… видимо, не тебе.

Её осенило:

— Как же я не узнала… Как же так случилось, что ты не сказал мне чего-нибудь, что бы выдало тебя?…

Она пыталась поймать его взгляд, но Рон спрятал глаза.

— Ты… Это было заклинание… — но его перебила распахнувшаяся дверь — вошла Джинни, в коричневом плаще, с красными от мороза щеками.

— Коляска, чтобы добраться до станции, уже внизу, — тихо сказала она. — Нам пора.

— Так ты тоже уезжаешь, Джинни? — спросила Гермиона, не отрывая глаз от Рона.

— Нет. Я остаюсь.

— Это хорошо, — медленно произнесла Гермиона и повторила. — Хорошо… — она снова повернулась к Рону. — Так ты собираешься уехать?

— Я должен, — ответил он, пряча глаза. — Должен.