Елена Грушковская - Странник

Зябко кутаясь в тонкий плащ, он стоял на балконе, глядя на заснеженный сад, освещённый фонарями. Взяв с перил щепотку снега, он протёр ею лоб и щёки. Тая, снег заструился по его лицу водой.

— Вот вы где, дитя моё, — услышал Джим за спиной немного усталый, меланхолично-мягкий голос, и на его плечо опустилась большая тёплая рука. — А я беспокоился, куда вы пропали, искал вас…

Лорд Дитмар встал рядом с Джимом, подняв лицо и вдыхая воздух новогодней ночи. Кажется, он тоже был уже слегка навеселе: Джим это понял каким-то шестым чувством, едва взглянув на него. Лорд Дитмар сутулился несколько больше обычного и стоял, широко расставив ноги.

— Вы устали, Джим? — спросил он.

— Немного, — ответил Джим, удивившись, что его голос прозвучал вполне трезво.

— Я тоже, признаться, уже слегка утомлён. И немного отяжелел. — Лорд Дитмар усмехнулся, повернувшись к Джиму лицом. — Но покинуть гостей не могу, я хозяин и должен оставаться до последнего гостя… Мне ещё всех провожать, представляете? Не знаю, как я смогу продержаться, но знаю, что должен.

У Джима немного звенело в голове. А может, это звенело тёмное небо и белый снег, искрящийся в свете садовых фонарей, или же звон издавали размытые цветные лучи света, проникавшего сквозь высокие витражные окна. Дом походил на припорошенный снегом готический собор, величественный и строгий снаружи, но уютный внутри. Лорд Дитмар, поднеся руку к глазам и заслонив их, негромко засмеялся. Его смех прозвучал глубоко, мелодично и мягко, а оборвался так же внезапно, как разразился.

— Чему вы смеётесь, милорд? — спросил Джим.

— Сам не знаю, что со мной, — проговорил лорд Дитмар, опустив руку и глядя на Джима с улыбкой, в которой сквозили восторг мука, мечтательность и печаль. — Дитя моё, это не передать словами.

Джим был смущён и вместе с тем взволнован. Одухотворённое лицо лорда Дитмара было озарено внутренним сиянием, какой-то светлой грустью и лаской, и Джим вдруг понял, что он прекрасен. Как он не видел этого раньше? Где были его глаза? Пульсирующее, осязаемое чудо сияло перед ним, раскрытое и устремлённое к нему; лорд Дитмар протянул ему руки, и Джим вложил в них свои. Теперь чудо пульсировало в нём — в его сердце, тёплое и мучительное.

— Джим, — слетело с губ лорда Дитмара.

— Да, милорд?

Но лорд Дитмар покачал головой. Он помолчал немного, глядя Джиму в глаза с усталой нежностью.

— Какое-то волшебство происходит — вы не чувствуете, Джим? — спросил он вдруг.

— Не знаю, — пробормотал Джим, смущаясь от его взгляда. — Но… Я хотел сказать… Спасибо вам за этот праздник, милорд.

— Это вам спасибо, — сказал лорд Дитмар с таинственным блеском в глазах. — Ведь волшебство делаете вы.

Его лицо приблизилось, Джим почувствовал тепло его дыхания. Закрыв глаза, лорд Дитмар поцеловал Джима, но уже не в шутку, а по-настоящему, нежно и трепетно. Джим почему-то не удивился и не испугался, не отпрянул, только голова закружилась сильнее. Он закрыл глаза и раскрыл губы, утопая в нежности; это была не измена Фалкону, а какая-то пронзительная потребность, естественная, как дыхание, и настойчивая, как голод. Она ни к чему не обязывала, не вызывала стыда, не причиняла боли, она просто притянула их губы друг к другу, как магнит, и крепко соединила.

Но лорд Дитмар прервал поцелуй. Это далось ему нелегко, но он сделал это первым.

— Нет, — жарко прошептал он, обдавая Джима ароматом своих духов и чуть приметным букетом куоршевого вина в своём дыхании. — Нет, это безумие. Кажется, эта шутка с помолвкой зашла слишком далеко. Так далеко, что я начал в неё верить…

Его губы мягко щекотали лоб Джима, касаясь бровей и задерживаясь на всех выпуклостях. На секунду прильнув щекой к виску Джима, он одной рукой прижал его к себе, а потом мягко отстранил.

— Джим, простите меня… Это было лишнее. Я слегка перебрал вина, и оно вскружило мне голову. Впрочем, я не вполне уверен, что именно вскружило мне голову: вино… или вы. — Лорд Дитмар выпрямился. — Неважно. Извините меня.

Некоторое время они молча стояли рядом, не глядя друг на друга. Джим чувствовал, что трезвеет. Ему стало не по себе. Чары отступали, оставляя после себя неловкость и недоумение. Джим поёжился, и лорд Дитмар, заметив это, сказал:

— Вам холодно, Джим… Пойдёмте лучше в дом.

По сравнению с внешним воздухом, в доме было очень тепло и даже душновато. Джим увидел Дитрикса: тот танцевал медленный танец с Раданайтом.

— Не откажите мне ещё раз, — сказал лорд Дитмар.

Джим вложил в его ладонь свою руку. Этот медленный танец был тягучим и пьянящим, рука Джима ослабела в руке лорда Дитмара. Тот проговорил:

— Вы очень устали, Джим. Присядьте.

Он проводил Джима к стулу, а другие гости ещё танцевали. Джим чувствовал, что и правда смертельно устал, ему хотелось уснуть прямо здесь. Рука в белой перчатке поставила перед ним стакан с какой-то мутноватой пузырящейся жидкостью.

— Выпейте, голубчик. Это вас взбодрит, и ваш папенька не заметит, что вы изрядно выпили.

Это был лысый тип в зелёной жилетке. Джим выпил предложенную ему жидкость, на вкус похожую на лимонад, и через десять минут начал чувствовать улучшение. Вялость и сонливость прошли, в голове прояснилось, к Джиму как будто начали возвращаться силы. Тем временем лорда Дитмара стали просить на бис исполнить новогодний гимн. Тот отказывался:

— Простите, друзья, не могу… Я уже не в голосе.

Но его упрашивали, и он согласился. Голос его ничуть не стал хуже, только он пел чуть тише, чем в первый раз, и при этом смотрел на Джима. Джим тоже не сводил с него взгляда, припоминая слова и шевеля губами, но не смея подпевать. Лорд Дитмар пел только для него, он это ощущал всем сердцем.

Хозяина дома наградили такой же горячей овацией, как и в первый раз. Он поклонился и поблагодарил со смущённой и усталой улыбкой.

— Джим, где ты пропадал, мой милый? — раздался голос лорда Райвенна. — Мы уже начали беспокоиться.

Джим встал.

— Милорд, позвольте вас пригласить…

— Ты не устал, дорогой? — Лорд Райвенн всматривался в глаза Джима. — Может, поедем домой и баиньки?

— Нет, я ещё не устал, — сказал Джим. — Потанцуйте со мной, милорд, прошу вас.

В медленном танце Джим прижался головой к плечу лорда Райвенна. Лёгкая истома ещё плавала в ней, но ноги его держали твёрдо. Надёжное плечо под его головой было плечом отца, Джим это чувствовал сейчас как никогда ясно. Это вдруг всплыло из глубин его души, источая аромат маркуады и сверкая всеми красками фейерверка.

— Отец, я очень тебя люблю, — сказал Джим. — Спасибо тебе за всё.

— Наконец-то, милый мой! — проговорил лорд Райвенн дрогнувшим от чувств голосом. — Наконец-то ты перестал называть меня этим чужим словом "милорд"… И я тебя люблю, дорогой. С Новым годом тебя, сынок. Тебе весело?