Юлия Колесникова - Солнце бессонных

— Боюсь, не могу точно вам сказать. Кажется, вы отходили от очень сложных родов.

Перестав пить кофе, я подняла на нее глаза и, затаив дыхание, спросила:

— А где дети?

— Дети с вашими родителями в Англии. Двое чудесных малышей.

— Значит я здесь одна, — глухо отозвалась я, и боль наполнила все мое сознание. Я чувствовала себя преданной.

— Нет, с вами ваш муж.

Если раньше я чувствовала огорчение, теперь мной завладело замешательство. Что-то я не припоминала за собой свадьбы. Неужели мы поженились с Калебом?! Вот это новость!

— А где он?

Не помня себя от радости, я дрожащими руками поставила кружку назад на поднос. Мне как можно скорее хотелось видеть Калеба. Я ни секунды не сомневалась, что это точно должен быть он.

— Он тоже живет здесь, но сегодня ночью ему нужно было слетать на континент.

— На континент это куда?

Девушка улыбнулась, очевидно, совершенно забыв, что я ничего не знаю.

— В Испанию.

— А зачем ему туда?

Девушка неопределенно пожала плечами, значит, была не из любопытных.

— Мистер Сторк ничего нам об этом не сказал. Но он предупредил, что вы можете очнуться. Если хотите, мы сможем с вами прогуляться после обеда к пляжу. Купаться нельзя, но вам необходимо двигаться.

Мне явно не нужно было двигаться, чтобы похудеть, так как такой худой я еще раньше никогда не была. Но, то, что Калеб мистер Сторк, неожиданно поставило с ног на голову все мое восприятие. Зачем ему понадобилось называться моей второй фамилией? Я терялась в догадках. Так и не дождавшись ответа, девушка ушла, а я принялась задумчиво есть. Но еда шла с трудом. Мысли заполонили всю меня, и ни на что другое не было времени и сил.

Действительно после обеда девушка вновь вернулась. Она принесла мне белые шорты и рубашку, можно подумать, у них нет в магазинах больше других цветов! Раздраженно одевая новую, и явно не мою одежду, я все еще думала.

— Как вас зовут? — догадалась, наконец, спросить я.

— Лупе, — отозвалась она и продолжила расчесывать с заметной сноровкой мои волосы. Быстро и безболезненно проделав это, она заплела их в тугую косу, и мы смогли выйти из моей стерильно белой комнаты, заполненной цветами.

Уже идя по коридору, незнакомому и пустому я решилась попросить ее.

— Если можно заберите отсюда цветы.

Она посмотрела на меня удивленно и улыбчиво.

— Ваш муж тоже просил об этом. Раз вы так хотите. Я их заберу, просто постояльцы любят цветы.

Мне понравилось, что Калеб помнит, о моей нелюбви к цветам. А так же то, что Лупе назвала меня не пациенткой, а постояльцем.

Мы вышли из дома и минут пятнадцать шли вовсе не к пляжу, как предполагала я, а к укромной бухте. По дороге нам встретился маленький виноградник, закрывающий собой танцевальную площадку и бар, а за ним высаженные в ряд, апельсиновые деревья. Плоды показались мне сочными и созревшими, и, протянув руку, я ощутила на ладони приятное тепло нагретого солнцем фрукта. Вокруг царил мир и успокоение.

Бухточку отрезал кусок скал, невидимых для меня с террасы, как и песок, совершенно другого цвета, чем на пляже, и вода здесь была другой, более чистой и аквамариновой. И никаких тебе водорослей!

— Здесь можно искупаться, если хотите, но не долго, вы еще не совсем окрепли.

Услышав слово «можно», я уже не могла остановиться. Жара теперь казалась мне немного удушающей и непривычной, мое же тело реагировало на нее по-другому. Мы были словно два разных целых, тело как будто успело уже приспособиться к жаре, а разум еще нет.

Погрузившись в приятную прохладу, я скоро поняла, почему не стоит долго купаться. Вода понемногу становилась действительно холодной, а что хуже всего, под нижнее белье забивался песок и еще какая-то гадость, которую я не видела.

— А мои родители были здесь?

Я вернулась к Лупе, сидящей на берегу все в той же белой форме. Она вела себя дружелюбно, но им явно запрещали сближаться с постояльцами. Ее кожа была не только смуглой, но и загорелой, живые подвижные черные глаза, напомнили мне о Калебе и родителях, и судорожно вздохнув, я отвернулась от Лупе, по-прежнему дожидаясь ответа.

— О да, такая красивая пара. Они пробыли у нас ночь, и им нужно было возвращаться, они не хотели оставлять детей надолго с отцом вашего мужа.

Услышав это, я сразу же расслабилась. Понятно, что они не могут таскать Соню и Рики за собой, из Англии в Испанию. К тому же, когда один человек не будет выходить целый день на солнце — это странность, а когда семья — подозрительно. Почему они прилетали лишь на ночь, и почему я не помнила их приезда?

Вопросы оставались, но Лупе делилась информацией неохотно, и я решила, что стоит дождаться Калеба. Может он прольет свет на все происходящее.

Понежившись на раскаленном песке, я почувствовала во всем теле слабость, и Лупе как опытная медсестра быстро заметила это.

— Надо возвращаться. Поспите, а потом снова сможем пойти.

Я покорно поплелась за ней, и когда мы оказались в доме, одежда моя была сухой, как и волосы, которые я распустила, — коса мешала лежать на песке.

Сны мои проносились круговоротом, и в них мелькали странные не разумные кадры, с кровавыми следами и девушками, привязанными к стульям. Но я их почему-то не боялась.

Сон, который я помнила четче всего, когда проснулась, был, конечно же, о Калебе.

Одетая в незнакомое шелковистое одеяние, я стояла прижатая к нему. Его глаза смотрели на меня со знакомыми искорками, по которым я всегда знала, что он хочет меня поцеловать. Мы покачивались на волнах медленного вальса. Я прижалась к нему всем телом, Калеб обнял меня за талию. Я тяжело дышала.

Но сон настойчиво менялся. В него со странной отупляющей настойчивостью прорывалась какая-то тень, с криками и угрозами, но я ее не боялась в отличии от Калеба. Он закрыл меня от нежеланного гостя, а в следующий момент, я открыла глаза, словно по хлопку. Хлопок действительно раздался, такой звук производит дверь, закрывающаяся на сквозняке.

Сонно приподнявшись, я увидела Лупе. Она принесла мне поднос с едой, и, поведя носом, я поняла, как голодна.

Пока я ела на террасе, Лупе поменяла мне постельное белье. Когда я принесла поднос в комнату, она заправляла кровать, а поверх нее уже в следующую минуту, лежало чистое нижнее белье и хлопковое, опять же белое, платье-сарафан. На полу вместо тапочек стояли сандалии, красивые, но, к сожалению, также белые. У меня появилось сомнение, а не курорт ли это для психически больных? Так много белого бывает только в психлечебницах.

Когда Лупе принялась заниматься моими волосами я даже и не думала возражать, ее подвижные пальцы расчесывали так аккуратно и успокаивающе, что трудно было отказаться от подобного массажа.