Юлия Колесникова - Солнце бессонных

Мысли мои стали тяжелыми. Меня затошнило, и я привалилась к какому-то валуну. Что же в тот вечер с нами сделал Дрю? Если сначала меня посетило чувство неудовлетворенности и бунта, когда я узнала, что отец стер память, то теперь я была ему очень даже благодарна. Забвение, это радость!

— Прости, что пришлось сообщить тебе такую новость.

Калеб присел рядом и обнял мои ноги. Я машинально запустила руку в его волосы и тревоги постепенно отступили. Так всегда случалось, когда он был рядом. Мое сердце трепетало от его прикосновений, и стоило только на него посмотреть, я готова была выполнить все, что он попросит.

— Нет, все нормально, просто как-то неожиданно. Хотя не знаю, согласилась бы я перенести беременность еще раз, ты себе представить не можешь, что это такое. Особенно первых пять месяцев, я их так ненавидела, а потом стало легче. Просто ты был рядом.

Калеб взял меня на руки, и понес вверх по тропинке.

— Давай поговорим о будущем завтра, по-моему, на сегодня много потрясений.

— Да мистер Сторк, это уж точно, — слабо отозвалась я, а Калеб рассмеялся.

Попробуй тут сопротивляться, когда я прижата к его груди, а губы Калеба в такой манящей близости.

Пока я мылась, Калеб переодевался, и мне казалось, я готова проговорить с ним всю ночь. Но устроившись в его холодных руках, почти сразу заснула, так и не дослушав, как прошла выставка.

Три дня прошли в счастливом забытье. Ночью нам нужно было улетать с острова, а мы так и не успели поговорить о будущем. Я хотела обсудить с Калебом многое, и мое превращение было в списке первым, и самым важным вопросом. По крайней мере, для нашего будущего.

Погода стояла ошеломительно теплая и, подумав, что скоро мы вернемся в промозглую сырость Англии, я содрогалась. Я любила свой дом, родителей, которые звонили двенадцать раз за три дня и своих друзей, так же мне хотелось увидеться с детьми, но заканчивать этот странный медовый месяц не хотелось. Здесь я была счастливой. Здесь я отдыхала. Со мной был Калеб, и тоска отступала.

Калеб отлично готовил и баловал меня каждый день средиземноморской кухней, от чего я разнежилась и не хотела никуда уезжать. А вспомнив, что придется ходить в школу, где все знают о случившемся больше меня, так и вообще расстраивалась. Но о подробностях я Калеба не расспрашивала. Мне становилось жутко только от того, что я от него узнала, а помня все подробности, вряд ли смогла бы нормально жить, осознавая случившееся. С меня хватило той депрессии, в которой я жила после изнасилования.

— Думаю, я для начала доучусь.

— Для начала чего?

Калеб мыл посуду. Так как вода была ограниченным удовольствием на острове, мыть нужно было вручную, причем в миске, так как и с септиками была некоторая проблема. Он, недоумевая, обернулся ко мне. Ну, кому может так идти мытье посуды? Что бы он ни делал, и в чем бы ни был одет, Калеб постоянно притягивал мой взгляд.

— Перед тем как стать вампиром. Думаю, у меня достаточно времени, чтобы оставаться молодой, и красивой.

Он на миг замер и отвернулся.

— По-другому я и не думал.

Значит, Калеб сознано избегал разговоров о будущем. Ох уж это его недоверие.

Я помогла ему все сложить на место, невольно содрогаясь от этой белой стерильной кухни, и поспешила забрать его из дома, тот нагонял на меня разочарование и тревогу, хотя считалось, что белый цвет должен успокаивать.

— А куда ты хочешь поступать? Ты ведь в этом году заканчиваешь школу?

— В Бредфорд.

Сегодня мы собрали с собой еду и захватили плед, чтобы я могла поесть потом, не возвращаясь домой. По привычке, идя к нашей полюбившейся бухте, я сорвала несколько апельсинов. Мне нравилось, какие они на ощупь, когда их нагревает солнце, вряд ли почувствуешь то же самое, покупая фрукты в магазине.

Калеб шел немного впереди, неся в руке всю провизию, а я немного отстала. Но довольно быстро нагнала его, Калеб всегда старался приноровиться к моему шагу.

— Почему ты поступаешь в Бредфорд? Ты можешь поступить в любой университет, какой только захочешь.

Я заставила его остановиться и посмотреть на меня.

— Так я буду ближе к тебе.

Мелочь, а приятно. Люблю когда он такими словами, запросто говорит, как любит меня.

— И на кого будешь учиться?

— На химика.

— Зачем?

— Чтобы научиться делать свои краски.

— Зачем?

— Чтобы стать особенным художником.

— Но ты и так особенный…художник, — с лукавой улыбкой добавила я.

— Глупая и любимая, — мягко рассмеялся Калеб, привлекая меня к себе, а я уже думала он меня так и не обнимет. Нежно проведя по губам, Калеб позволил себе всего на мгновение прижать меня сильнее, а потом отпустил. Чего мне вовсе не хотелось.

— А ты сможешь перевестись потом куда-нибудь в другое место?

— Конечно.

— Тогда как тебе Университет Глазго?

— Учился там лет тридцать назад.

— Какой ужас, — наиграно тяжко вздохнула я, Калеб мило улыбнулся, желая меня подначить.

Мы разложили плед, и, как и в последние три дня пустились в воду. Я раздобыла в доме купальник, о чудо — красного, а не белого цвета! Калеб был в плавках. Его одежда до обидного была красочней моей, и потому я сегодня щеголяла в его темно-синих шортах и зеленой футболке. Сплошной гламур! Калеб веселился, увидев меня, я же отвечала на его насмешки, показывая язык.

Проплыв несколько метров туда и обратно, я плавилась под солнцем, покачиваясь на спине. Кругом было пустынно и тихо, легко можно было забыть о соседях, но Калеб предпринимал все необходимые меры предосторожности. Даже веселясь со мной, он оставался на чеку.

Его кожа под солнцем немного утратила свою белизну, и все же я не могла смотреть на него без обожания. Мне и раньше не часто доводилось видеть родителей такими, а теперь на меня просто обрушилась целая лава всей этой красоты. Зато чувствовала я себя так чудесно, словно мира кроме нас не существовало.

После жары вода показалась мне шелковистой и приятной, совсем как Калеб на ощупь. От скал падала темно-зеленая тень, и немного поплавав в ней, я снова вернулась к Калебу. Он нырял очень глубоко, и я могла его видеть сквозь прозрачную воду, а потом доставал красивые ракушки, которые редко можно увидеть просто валяющимися в песке.