Карен Чэнс - Прикоснись ко тьме

«ИСЧЕЗЛА НАСЛЕДНИЦА ПИФИИ!» – вопил огромный заголовок в рубрике «Гадание на кофейной гуще».

«ВРЕМЯ ОСТАНОВИЛОСЬ!»

Я закатила глаза, но поморщилась от боли. Думаю, статья «МАРСИАНЕ ПОХИЩАЮТ КОЛДУНИЙ» предназначалась для любителей пасьянсов.

– Mia stella [3] Милочка (ит.). , Сенат приказал Томасу охранять тебя; он не может уйти, – произнес знакомый голос у меня за спиной. – Будь добра, не усложняй ему жизнь.

– Я не усложняю. – После всего пережитого я, кажется, могла служить воплощением здравого смысла. Голова кружилась, меня пошатывало от усталости, а глаза жгло так, словно я плакала целый день – чего мне, кстати сказать, очень хотелось. Но я не сдвинулась с места. – Я просто не хочу, чтобы он за мной ходил.

Я упорно игнорировала Томаса и незнакомого парня в судейской мантии семнадцатого века, сосредоточив все свое внимание на единственном человеке в комнате, которого могла считать своим другом. Что здесь делает Раф? Не могу сказать, что не была рада его видеть – я всегда рада видеть своих друзей, – просто я никак не могла понять, зачем его пригласили. Раф – это сокращенное от Рафаэль. Когда-то он был известен на весь Рим, этот любимый художник папства, но однажды он совершил ошибку – в тысяча пятьсот двадцатом году отклонил предложение одного богатого флорентийского купца. В то время Тони отчаянно соперничал с семейством Медичи: если на них работал Микеланджело, значит, ему был нужен Рафаэль. Но Раф ответил, что у него и так хватает заказов и, кроме того, сейчас он занят – пишет фрески для дворца Папы и совершенно не хочет тащиться во Флоренцию, чтобы расписывать чью-то столовую. Напрасно он так сказал. С тех пор Раф расписывал все, что хотелось Тони, включая мою детскую. На потолке он изобразил ангелочков, которые были совсем как живые; в течение многих лет я была уверена, что они на меня смотрят, когда я сплю. Раф был единственным, с кем мне не хотелось расставаться, и все же я сбежала, даже не попрощавшись. У меня не было выбора: Раф принадлежал Тони, и если бы его спросили, рассказал бы все как на духу. Следовательно, если он был здесь, значит, так захотел Тони. При мысли об этом я помрачнела.

Томас промолчал, но не двинулся с места. Тогда я уставилась на него в упор; никакого результата. Проблема, нечего сказать, – мне непременно нужно удрать, и чем больше меня будут опекать, тем сильнее будет это желание. Кроме того, мне отчаянно мешали эмоции: когда я смотрела на Томаса, они захлестывали меня с такой силой, что начинала болеть голова. Меня угнетало не то, что произошло в клубе, – насилия я навидалась достаточно, пока жила у Тони, – страшнее всего было предательство Томаса. Правда, я уже не валялась у его ног в луже крови, а вампиры, которых он убил, хотели убить меня. В общем, все получалось очень просто: я была жива, а они нет. Тони был хорошим учителем.

Кроме того, Томас спас мне жизнь, хотя, если вдуматься, не пойди я в клуб, чтобы предупредить его об опасности, ничего бы и не случилось. Я даже решила простить ему то, что он притащил меня сюда безо всяких объяснений, поскольку сама не была расположена к спокойной беседе. Короче говоря, получалась ничья – если не учитывать вопрос предательства. Это уже кое-что другое. Этого я не прощаю.

Когда-то я пыталась разговорить Томаса; мне хотелось узнать, как он попал на улицу. Я давно заметила, что он не склонен заводить друзей, несмотря на то что пользовался в клубе большой популярностью; тогда я подумай, что у него, возможно, те же фобии, что и у меня. Как последняя дура, я позволила себе влюбиться, а он, черт бы его взял, все это время мне лгал. Не говоря уже о том, что исподтишка лишил меня воли, заставив свалять такого дурака, что я краснею до сих пор. Между прочим, у вампиров такие вещи считаются серьезным проступком; будь я одной из приближенных Тони, он предъявил бы Томасу серьезные претензии за ненадлежащее воздействие на разум своего слуги.

– Оставьте нас, – попросил Томас, и, прежде чем я успела что-то сказать, все покинули комнату, создав для нас иллюзию уединения. Цирк, да и только – я же знаю, что у вампиров отличный слух. Поэтому я даже не стала понижать голоса.

– Ну вот что, – с яростью сказала я. – Ты лгал мне, и ты меня предал, и больше я не хочу тебя видеть, говорить и даже дышать с тобой одним воздухом. Никогда. Ясно?

– Кэсси, ты должна меня понять: я сделал только то, что был вынужден…

Тут я заметила, что он что-то держит в руке.

– Зачем тебе моя сумка?! – Ну конечно, он в ней копался! Тони мог и не знать, что в ней лежит, а Томас знал, значит, он предатель вдвойне. – Что ты из нее стащил?

– Ничего, я оставил все, как есть. Но, Кэсси…

– Отдай! – Я вырвала сумку с такой силой, что чуть не упала. – Да как ты смеешь…

«Башня! Башня! Башня!» Карты Таро посыпались на пол; кажется, они находились на грани истерического припадка. Я почувствовала, как к глазам подступили слезы. Конечно, это всего лишь карточная колода, но это было все, что осталось у меня на память об Эжени.

– Что ты наделал!

Я ползала по полу, собирая разбросанные карты; Томас начал мне помогать.

– Понимаешь, здесь много защитных барьеров, – тихо сказал он. – Слишком много, и они мешают чарам. Когда мы уйдем отсюда, все придет в норму; если же нет, я сам все исправлю. Это очень просто.

Я ударила его по руке. Нечего лапать мои бедные, перепутанные, растерянные карты! Я знала, как им сейчас плохо.

– Не смей их трогать!

Дрожащими руками я неловко совала карты обратно в колоду; Томас молча смотрел на меня.

– Прости меня, Кэсси, – сказал он наконец. – Я знал, что ты расстроишься…

– Расстроюсь?! – От ярости я даже плохо видела. – Ты корчил из себя бедного, истязаемого ребенка, который отчаянно нуждался в друге, и я, идиотка, на это клюнула! Я тебе верила, а ты… ты отдал меня в руки… – Я замолчала, потому что начала задыхаться. Ну нет, плакать перед ним я не стану. Не дождется. Сунув карты в сумку, я принялась проверять ее содержимое, одновременно пытаясь взять себя в руки. Через минуту я подняла глаза на Томаса. – Сделанного не воротишь, Томас.

– Я не лгал тебе, Кэсси, клянусь.

Глядя в его ясные, искренние глаза, я почти ему верила. Почти.

– Не лгал, да? Значит, ты просто бедненький, забитый вампирчик? Хозяин. Ну конечно.

– Я не лгал, – с силой повторил он. – Мне велели охранять тебя. Этим я и занимался. Конечно, для этого мне пришлось завоевывать твое доверие, но я тебе не лгал. Я никогда не говорил, что меня истязали, хотя, если бы это было так, то было бы чистой правдой. Алехандро плохо обращается со всеми своими слугами.

Я не верила своим ушам. Конечно, я не ждала пылких признаний и мольбы о прощении, но он даже словом не обмолвился о том, что сделал со мной! Нет, это уже слишком.