Карен Чэнс - Прикоснись ко тьме

– Я требую компенсации! – уже, наверное, в пятый раз выкрикнул Тони. Он принадлежал к тому типу просителей, которые тупо гнут свою линию, твердя одно и то же, пока не получат желаемое. Это у него от недостатка практики – все члены его «семьи» умеют лишь клянчить и пресмыкаться, что с течением времени приводит уже к полному отупению. – Я взял ее в свой дом, растил, холил, лелеял, как родное дитя, а она меня обманула! Я имею полное право требовать ее сердце!

Я могла бы сказать ему, что, поскольку я не вампир, меня вовсе не обязательно пронзать колом, ха-ха, однако вместо этого предпочла сосредоточиться на более важных вещах. Конечно, я не строила иллюзий по поводу Сената, которому было глубоко плевать на дела Тони, но и упускать шанс, чтобы поиздеваться над этой жирной скотиной, я не собиралась.

– Ты убил моих родителей и присвоил мой дар. Ты говорил, что мои видения помогают тебе избегать неприятностей и предупреждать о них твоих компаньонов, и в то же время делал все, чтобы извлечь из них выгоду – для себя, разумеется. Значит, ты на меня потратился? Дай только мне до тебя добраться, и я оторву тебе башку.

Я сказала это спокойно, как само собой разумеющееся; прикончить Тони было моей давней мечтой, которая вряд ли могла осуществиться.

На мой выпад Тони не отреагировал, чего следовало ожидать. Люди угрожают ему уже несколько столетий, а он живет себе и здравствует. Как-то раз он сказал мне, что бессмертие – самый красноречивый ответ врагам; думаю, так оно и есть.

– У нее нет доказательств! Почему я должен выслушивать оскорбления?

– Я это видела!

Я повернулась к председателю Сената, официально именуемому консулом, чтобы изложить суть дела, но она была занята тем, что ласкала кобру, которая вполне могла дважды обвиться вокруг моего туловища; при виде змеи я замолчала. Кобра выглядела совсем ручной, и все же я не сводила с нее глаз. Вампиры часто забывают, что то, что для них пустяк – скажем, смертельный укус змеи, – для смертного может закончиться весьма печально. Те из нас, кому посчастливилось выжить, знают, как важно быть внимательным.

– Эта женщина бредит, – попытался возразить Тони, всплескивая своими пухлыми ручками. – Она всегда отличалась крайней нервозностью.

– В таком случае почему ты верил ее предсказаниям?

Вкрадчивый голос консула был таким осязаемым, что мне показалось, будто он коснулся моей кожи. Я поежилась от силы ее энергии, тихо радуясь, что она направлена не на меня. Во всяком случае, пока. В наше время консул уже не носит белое одеяние и золотой венец, да и зачем? Чтобы лишний раз продемонстрировать свою силу? Впрочем, на этого консула стоило посмотреть: ее одеяние состояло из клубка извивающихся змей, которые так плотно обвивали ее тело, что его было почти не видно. Пламя свечей отражалось в их блестящей чешуе, и тогда казалось, что тело консула покрывают сверкающие каменья: оникс, яшма, изумруд, среди которых вспыхивали рубиновые огоньки – глаза змей. И все же не змеи притягивали к консулу взгляд, а ее властный голос и острый ум, светившийся в темных глазах; это была настоящая королева. Я не знала, кто она, здесь никого никому не представляли, однако Раф прошептал мне на ухо ее имя, когда меня подводили к столу, за которым восседал Сенат. Увидев мое изумление, он озорно улыбнулся, блеснув белыми зубами.

– Как видишь, ее укусила вовсе не змея, mia stella.

– Я и не думал верить ее предсказаниям, – не моргнув глазом, соврал Тони. – Слушал их просто так, на всякий случай.

Раф крепко сжал мою руку, и я закусила губу. Если сейчас мы с Тони затеем перепалку, это произведет неприятное впечатление на консула, но мне было трудно сдерживаться. Не знаю, сколько денег заработала на мне эта жаба, но, судя по всему, немало. Я точно знала, что только на продаже цитрусовых, которые Тони скупил незадолго до гибели урожая апельсинов в Калифорнии, он заработал около десяти миллионов.

Такое, конечно, случалось не каждый день, но и не было особой редкостью.

И все же не его страсть к деньгам отвратила меня окончательно. И даже не ужасная правда о смерти моих родителей. Я взорвалась после того, как Тони спокойно позволил выгореть целому городскому кварталу, потому что хотел купить эту землю по дешевке. Я предупреждала его о несчастье за неделю, просила, умоляла позвонить и сообщить о будущем пожаре, но он, конечно, никуда не позвонил. С ужасом глядя на газетные фотографии обугленных детских тел, я наконец прозрела окончательно. А небольшая проверка лишь подтвердила мои давние подозрения. Тони пользовался моим даром, чтобы обтяпывать свои грязные делишки – планировать убийства, теракты, обрабатывать нужных политиков, чтобы без помех провозить под носом у властей наркотики и оружие. И это была лишь малая толика того, что я о нем знала. В тот день, когда я окончательно решила от него уйти, я поклялась, что заставлю его заплатить сполна. И заставила, да только, видимо, недостаточно.

– Что ж, тогда невелика потеря. Ты получишь компенсацию.

– Консул, я нижайше прошу об одном: чтобы мне ее вернули. Я ее законный хозяин, и, полагаю, вы со мной согласитесь.

– Нет. – Темные глаза на миг задержались на моем лице, и тут я поняла, что чувствует кролик, когда в небе над ним зависает ястреб. – У нас на нее свои планы.

Тони принялся горячо протестовать, а я вдруг заметила, что Альфонс не делает никаких попыток помочь своему хозяину. И тогда я впервые подумала о том, что Альфонс вовсе не такой тупица, каким кажется. Если Тони проиграет спор и понесет наказание – то есть будет навечно заключен в могилу, – власть может перейти к Альфонсу, а это мне на руку. Мы с ним не были друзьями, но, насколько я знала, лично ему моя смерть была не нужна и действовал он лишь по приказу Тони. Я усмехнулась – давай, Тони, говори. К сожалению, в это время один из вампиров-стражников, стоявших по обе стороны кресла консула, развернул зеркало, и Тони замолчал. Жаль; мне это уже начинало нравиться.

Раф вновь сдавил мне руку, что означало: сделай бесстрастное лицо. Во-первых, потому что перед судом – а это был самый настоящий суд – не следовало выказывать страх или слабость и, во-вторых, потому что было бы крайне неразумно демонстрировать свою заинтересованность в происходящем, поскольку кто-нибудь воспринял бы твою деструкцию как вызов, а это уже плохо. Я быстренько сделала лицо опытного игрока в покер – прожив много лет у Тони, я этому научилась. Впрочем, больших усилий мне на это не потребовалось: когда я повернулась к Сенату, от моей недолгой радости не осталось и следа. Все пристально смотрели на меня, и выдержать этот взгляд оказалось гораздо труднее, чем внимание членов клана Тони. Когда его последний телепат был обращен и потерял свой дар, Тони велел мне занимать его место, особенно на тех встречах, куда приходили члены кланов-конкурентов. Не знаю, зачем ему это было нужно. Я не умею читать чужие мысли, да и мои видения часто оказываются довольно туманными. Я сто раз говорила Тони, что не умею включать свой дар, как телевизор, а когда он приходит, не могу переключать каналы. Тони не стал меня слушать; наверное, ему просто нравилось, когда подле него, словно послушный пес, сидела его личная ясновидящая. В общем, насмотревшись сцен смертельного ужаса, я думала, что меня уже ничто не испугает. Как видно, я ошиблась.