Катерина Шишканова - Крылья ангела

— Да я тебя…

Молох замахнулся на меня, я зажмурилась — пусть бесится, причинить вреда Богдану он больше не посмеет. По крайней мере до тех пор, пока не разделается со мной, но такой вариант можно сразу отметать, этого никогда не будет: и потому, что я знаю его истинное имя, и просто потому, что я знаю его.

— Браво, — пахнуло серой, второй сгусток мрака предпочёл возникнуть в кресле. Тоже не крупный, но куда как опаснее.

Тевтат. Здравствуйте, давно не виделись.

Мой надсмотрщик обвёл присутствующих ленивым взглядом, особое внимание уделил распластанной на полу мне и склонившимся надо мной Молоху. Коляска с Богданом улетела куда-то за горизонт комнаты и если у того хватит мозгов, будет сидеть не влезая в наши разборки.

— Как мило, — губы гостя расползлись в подленькой улыбке. Даже у Молоха никогда не получалось произвести на меня такого эффекта — так и захотелось засветить в него чем-нибудь эдаким да помощнее, чтоб смыть улыбку вместе с рожей. — Нерадивая сотрудница и её заботливый руководитель.

Молох отступил на шаг, давая мне возможность подняться.

— Всё улажено, Тевтат, — сказал мой начальник, ненавязчиво оттирая меня в сторону. Рука его приглушила свечение, но не погасила полностью. Голубое налилось красным — боевым. — Ада всего лишь исполняла свою работу, а ты купился. Я же говорил, она профессионал.

Тевтат защёлкал языком. Не одному слову он не поверил. Правильно, я бы тоже не поверила, если бы обсуждаемая мной личность смотрела в моё лицо с такой прицельной точностью, словно собралась кидаться молниями. Вообще-то я как раз этим и собиралась заняться, но не успела, Тевтат не зря считался специалистом в своей области и подозрительных демонов вычислял на раз — жахнул по мне пучком энергии, пробившим даже спаренный с Молохом блок, но тонкие иглы лишь обидно искололи, давая понять, что убивать меня и не собирались — только продемонстрировали способности.

— Какая досада, — притворно заволновался демон, глядя на то, как меня типает от разрядов. — Не стоит маленьким девочкам баловаться с электричеством.

— Душа уже наша, — процедил мой начальник. — Она сделала своё дело.

— Не считай меня дураком, Молох! Эта девица презрела наши правила и позволила себе задурить голову. Отойди, пока я не решил, что твоё поведение тоже нуждается в корректировке.

Молох сделал шаг… ему навстречу, упрямо наклонив лоб и распахнув свои воронки. Я быстро-быстро по-пластунски уползала прочь к поблёскивающей в предрассветном сумраке коляске. Тевтат был слишком ошеломлён, чтоб заметить моё постыдное бегство. Ещё бы! Никто и подумать не мог, что демон, да ещё и такой древний и значимый, как Мелькарт, осмелится поднять бунт, что он осмелится заступиться… ПЕРЕЖИВАТЬ. Я и сама, признаться, была несколько удивлена, но всё же не на столько, чтоб любоваться пасторальной картинкой: просветлённое зло пинает законченное зло, выгораживая мелкое пакостничество, в перспективе долженствующее стать хорошим, в смысле отпетым.

— Богдан? — перевернула коляску, но его там не было — уполз. Перерыла оставшиеся комнаты, но только наткнулась на искры, отголоски боя в гостиной. Тевтат теснил Молоха, но последний тоже прошёл отличную школу, поэтому за него я не сильно и переживала. Хотя, это слово нам подходит в меньшей степени, скорей испытывала некое спокойствие по отношению к начальнику, зная, что его всё равно никакой чёрт не возьмёт.

Мастерская была наглухо запечатана ключом и оттуда доносились подозрительный шорох и треск. Но разве стены такая уж преграда?

Мечущийся по стенам отблеск огня давал яркий мельтешащий свет. Комната горела. Но не вся, как мне сдуру показалось, а лишь её угол, где горой возвышались картины. Было бы у меня сердце, хватил бы удар — все "тёмные" пылали. Богдан с упоённым видом наблюдал за этим умиротворяющим зрелищем из противоположного угла, удобненько расположившись на топчане. Я вообще-то тоже любила полюбоваться огнём — как-никак в пекле живу, но это зрелище…

— Нравится? — не оборачиваясь поинтересовался человек. Как он вообще узнал о моём присутствии?

— Есть в этом что-то жизнеутверждающее. Богдан, пойдём, нужно уходить отсюда, пока они всю квартиру не разгромили.

Он зло скривил губы. Никак не привыкну к этому его болезненному самомнению. Ну почему меня угораздило так вляпаться — мало того, что человек, так ещё с такими амбициями?! А, хуже уже не будет, подхватила его за грудки, со звериным рыком поставила перед собой и впечатала коленом в стену, чтоб не упал. И не дожидаясь, пока он что-либо гневно вякнет, впилась в его губы, не столько наслаждаясь самим процессом, сколько отвлекая от другого — более необходимого и слишком энергоёмкого, чтоб позволить себе сбиваться.

Лёгкими касательными движениями наладила связь всех доступных мне точек — коснулась лба, прошлась по затылку, обеими ладонями провела по шее, нащупывая артерии и вены и обманчиво-плавными к сердцу, вниз по животу. А оттуда опять вверх — уже со спины, перебирая каждый повреждённый аварией позвонок. И просто позволила своей энергии течь сквозь налаженную связь. Главное не отвлекаться на подступившую к горлу тошноту — светлых картин оставалось предостаточно и избавляться от них Богдан не спешил, справедливо полагаясь на их защиту. Больше пяти минут я не продержусь.

Человек ошеломлённо уставился мне в глаза, всё ещё не веря в случившееся, но сказать ничего не успел — охнул, и я даже понять не смогла, каким чудом сдержался от крика, только зубы сцепил. А что ты думал, приятно наживую залечивать такие раны? К тому же старые и неизлечимые. Не удержался, съехал вниз, а я не отказала себе в удовольствии пройтись по новым сильным, но ещё не слишком дееспособным ногам своими — слабеющими и уже непослушными. Богдан дёрнулся, не ожидая почувствовать боль там, где он вообще ничего не ощущал.

— Нравится? — с ехидцей вернула вопрос. — Вставай, нечего притворяться калекой, я тебе больше не верю. Живо! — Не сдержалась, пнула. — Вставай, идиот! Один отсюда не выберешься, а я тоже не вечная.

Грохот за стеной прекратился, кто победил, а кто бесформенной тушей валяется на полу, знать не хотелось. Просто не осталось сил на любопытство — мы не предназначены для подобного, целительство скорей прерогатива светлых, но и они подходят к нему слишком осторожно, не разбрасываясь такими лошадиными дозами. И уж тем более никто из них ни в жизнь не обменяет свои сильные крепкие ноги на мёртвые ноги калеки. А что поделаешь, коли у нас иначе нельзя — всё уравнивает всё, одного не может быть больше, чем другого и ничто не происходит из ниоткуда.

Перед глазами плавали мутные пятна — надышалась всякой дряни, а этот увалень всё никак не придёт в себя.