Шарлин Харрис - День мертвеца

- Плохо дело, - медленно произнес Толливер.

Больше он ничего не добавил. И не нужно было ничего добавлять. Мы припарковались напротив дома. По крыше автомобиля барабанил дождь.

- Позвони-ка на всякий случай своему дружку полицейскому, - сказал он. - Думаю, нам лучше пока не выходить.

Он включил свет в салоне.

- Я не могу рассчитывать, что он тут же примчится на зов, - возразила я, но все же набрала номер домашнего телефона Холлиса на тот случай, если тот сидит в тепле и уюте своего маленького дома.

Ответа не было. Я позвонила в офис шерифа. Ответила женщина-диспетчер. Голос у нее был встревоженный. Слышно было, как в глубине комнаты работает радио.

- Холлис на дежурстве? - спросила я.

- Нет. Он поехал на вызов. На окружной дороге двести двенадцать упало дерево, - огрызнулась она. - А на Марли-стрит столкнулись три автомобиля.

Я поняла, что личный вызов занятого офицера не будет значиться в числе срочных.

- Попросите его как можно быстрей приехать в дом Титов, - попросила я. - Скажите, что это очень важно. Кажется, здесь совершено преступление.

- Кто-нибудь приедет, как только разберется со случаями, которые произошли наверняка, - ответила она и повесила трубку.

- Что ж, нас предоставили самим себе, - вздохнула я.

Толливер выключил свет, и мы остались на темном островке сухого тепла. Холодный дождь хлестал по лужайке и поливал машину. Молнии вспыхивали не так уж часто. Я могу это выдержать, сказала я себе. Мы припарковались в конце дорожки, ведущей прямо к центральному входу. Гараж, дверь которого открывалась в кухню, был слева от нас, на западной стороне дома.

- Я войду в главную дверь, а ты - со стороны гаража, - сказала я.

В свете отдаленных уличных фонарей я заметила, что Толливер открыл рот, собираясь запротестовать, и тут же его закрыл.

- Ладно, - сказал он. - На счет «три». Раз, два, три!

Мы выпрыгнули из машины и побежали к дому. Я добралась быстрее. Никто на меня не кинулся, только дерево забросало меня листьями и веточками, сорванными сильным ветром.

Дверь оказалась не заперта. Впрочем, это ничего не значило. В Сарне двери запирали только с наступлением ночи. Однако по коже моей пробежали мурашки, когда я осторожно приоткрыла дверь.

Она вела в просторную темную гостиную. По большому окну колотил дождь, в проникавшем сюда свете уличных фонарей казалось, что комната находится под водой. Прежде чем толкнуть дверь, я скорчилась и прокатилась по полу. Надо мной прогремел выстрел. Я спряталась за большим креслом. Я ни разу не держала в руках оружия и сейчас пожалела, что не овладела этим искусством.

В огромном доме кто-то застонал.

Где Толливер? Он наверняка слышал выстрел. Ему надо быть осторожней.

В течение невыносимо долгой минуты ничего не происходило. Интересно, сколько людей прячется в этих комнатах и успею ли я выяснить это, прежде чем погибну.

Постепенно глаза мои привыкли к слабому, водянистому свету. Хотя занавески были полузакрыты, можно было различить очертания мебели.

Напротив главного входа я разглядела еще одну дверь - стреляли наверняка оттуда. Глубоко вдохнув, я перекатилась от кресла к кофейному столику, а затем - к дивану. Так я окажусь в нескольких футах от второй двери. Только через нее можно попасть в остальные помещения дома, если я правильно запомнила план комнат.

- Нелл! - заорала я, надеясь своим криком отвлечь внимание стрелка от Толливера, где бы ни находился брат. - Сибил!

На втором этаже кто-то завопил. Я не знала, кто кричит, не знала, сколько людей находится в доме, но была уверена, что все они живы, потому что не слышала знакомого шума в голове.

Я была настроена очень решительно, но гроза усилилась. Дождь изо всех сил захлестал по стеклу, ворвался в дом через открытую дверь, намочил ковер. Гром почти не прекращался, после каждого раската сверкала молния. Мне казалось, что я, словно бабочка, наколота на карту и молния видит меня, следует за мной, подбирается ко мне все ближе и ближе, хочет снова меня ударить. Тогда я потеряю все. Невообразимая боль пронзит меня, и я ослепну, потеряю память, забуду, как двигать ногой, либо произойдет еще что-нибудь непоправимое. Я застонала от страха, прикрыла ладонью глаза, а когда отвела руку, увидела стоящего надо мной мужчину с пистолетом в руке.

В отчаянной попытке спастись я бросилась на него, схватила за колени и повалила на пол. Оружие выстрелило: человек держал пальцы на спусковом крючке. О господи, господи! Но если он в меня и попал, я этого еще не почувствовала. Он направил оружие мне в голову, а я обеими руками вцепилась в его запястье.

Возможно, страх придал мне сил, потому что я не отпустила его, даже когда он ударил меня свободной рукой и попытался меня стряхнуть. Но он не сумел в меня выстрелить, а когда мы покатились по полу, я улучила мгновение и вонзила зубы в его ладонь. Он завопил от боли и выпустил пистолет. Мне бы хотелось сказать, что я нарочно его укусила, но нет, за меня все решило подсознание.

В комнате вдруг зажегся свет, ослепивший меня, и человек, который показался мне Толливером, прыгнул вперед. Теперь мы втроем катались по полу, наталкиваясь на столы, и тяжелые лампы падали на светлый ковер.

- Стоп! - закричал кто-то. - Буду стрелять!

Все мы замерли. Я так и не разжала зубов на руке мужчины, а Толливер занес тяжелое стеклянное украшение в форме яблока, чтобы размозжить противнику голову.

Наконец я разжала зубы и впервые посмотрела в лицо своего врага. Это был Пол Эдвардс. Сейчас он не имел ничего общего с обходительным адвокатом, с которым я познакомилась в кабинете шерифа. На нем была фланелевая рубашка, брюки хаки, кроссовки. Эдвардс тяжело дышал, волосы его были взлохмачены, из руки текла кровь. Но самым поразительным мне показалось отсутствие спокойной уверенности в том, что он управляет своим маленьким мирком. Он был похож на загнанного енота: оскаленные зубы, бегающие глаза, вырывающееся изо рта шипение…

- О господи, Пол, - сказала Сибил.

Пистолет дрожал в ее руке. Проклятье, почему все здесь вооружены? Пистолет Сибил был поменьше, чем у Эдвардса, но выглядел не менее опасным.

- О господи! - Сибил была поражена преображением Эдвардса не меньше меня, а может быть, и больше. - Как можно было так поступить?

Я надеялась, вопрос адресован ему, а не нам. По крайней мере, когда зажегся свет, страх меня чуть- чуть отпустил. Толливер осторожно поставил стеклянное яблоко на стол у кухонной двери.

- Сибил, я не мог позволить, чтобы они узнали.

Эдвардс пытался говорить рассудительно и веско, но его слова прозвучали нерешительно.

- Ты уже говорил это, когда заставил меня им позвонить. И все-таки я не понимаю.

Они разговаривали так, словно нас с Толливером не было в комнате.