Дженнифер Рардин - Пуля на закуску

— Рассказывай все.

Я рассказала. И когда закончила рассказ — сознаюсь, была рада, что появились консультанты. Не важно, что еще они делают для нашего задания, важно, что они не стали надо мной смеяться, когда я заплакала, рассказывая про папу, с которым я едва уживаюсь и которого люблю — потому что другого выбора нет. И они не стали возражать, когда я заявила, что эту дурацкую идею Вайля насчет обращения Ясновидицы я на корню зарублю, пусть даже при этом погибну. Что, кстати, вполне вероятно. Но они не хотели помогать мне это планировать, потому что на уме у них было другое.

— Кажется, мы нашли, как обнаруживать щит, — сказал Бергман, ткнув пальцем в сторону «Энкиклиоса» и едва скрывая нетерпение поскорее рассказать.

— Да, — поддержала его Кассандра. — И это имеет прямое отношение к твоему знакомому, этому аманхе зейе.

Мне вспомнились грустные глаза Аши, и кольнула совесть, что я лезу в его дела. Но не особенно-то и кольнула. Тот, кто мешает мне убрать сборщика, должен понимать, что я за это как-нибудь отплачу.

— Так у вас там есть что-то про эту породу? — спросила я. Кассандра кивнула:

— Он — преследователь нруугов.

— А что такое нрууг? — спросила я устало.

— Нрууг — это другой, злоупотребляющий своим Даром.

С чувством облегчения я вскинула руки вверх:

— Так все устроено! Я его нашла возле дома Зарсы. Она явно употребляет Дар во зло. И этот преследователь сам все сделает.

— Не обязательно, — возразил Бергман. — Согласно некоторым историям, что показал нам «Энкиклиос», многие преследователи нруугов ничего не делают до тех пор, пока кто-нибудь не погибнет по-настоящему. У них такой менталитет, что они не считают преступлением несовершенное деяние.

— Да, неудачно.

— Но с ним точно можно поговорить, — обнадежила меня Кассандра. — И в разговоре, — они с Бергманом переглянулись, заранее радуясь, — ты ему сможешь сказать про идею Бергмана.

— Ну, начала Кассандра, — великодушно возразил Бергман.

— Но к выводу пришел Бергман, — не сдавалась она. Я снова подняла руки:

— Так, хватит расшаркиваться. Ей-богу, даже проще было, когда вы готовы были драться. Хотя бы работали мы тогда лучше.

Кассандра кивнула Бергману. Тот подался вперед, обветренные руки вцепились в костлявые колени.

— Мы поняли, что единственный способ обнаружить щит того типа, который мы подозреваем, — это использовать сыщика с по-настоящему тонким чутьем. — Он сделал театральную паузу, но испугался, что я сейчас на него заору, и скомкал ее, добавив: — Как у тебя.

— Но…

Он поднял руки:

— Я знаю, знаю, вы с Коулом ничего не почувствовали, когда шла игра в карты. Но подумай: каждый раз, когда Вайль брал у тебя кровь, он оставлял тебе часть своей силы, и она увеличивала твою Чувствительность. У сборщиков было даже для нее название.

— Духовное Око! — вспомнила я.

— Вот именно. Мы думаем, если ты сможешь снова подхлестнуть свою Чувствительность, тебе удастся увидеть нашего «крота». Или хотя бы щит, за которым он прячется.

— Одна проблема, — сказала я.

— Какая?

— Вайль на меня злится. Кассандра покачала головой:

— Мы не предлагаем тебе давать кровь Вайлю. Вряд ли он согласится взять ее, даже если ты предложишь — он ничего, кроме Зарсы, сейчас не видит. Мы считаем, что ты должна говорить с Ашой.

Я сползла по дивану еще ниже, почти до края. Да, это будет взрыв. Потому что я не сомневалась: любой обмен, который они предлагают, потребует серьезной уязвимости с моей стороны. А если мне придется хоть чуть приоткрыть раковину, которую я начала строить, когда услышала про отца, задание мне ни за что не выполнить.

Стук у двери, ведущей в дом из гаража, сообщил о возвращении Дэйва и его команды. Я выпрямилась. Собралась. Хрена с два увидит меня несчастной и одинокой амазонка Грейс. Жирно ей будет.

Они вошли к нам в гостиную. Натчез хлопнулся на пол рядом с полуторным креслом Бергмана. Грейс устроилась у камина рядом с Кэмом. Дэйв сел на диван ко мне и Кассандре. Джет и Коул зашли по дороге на кухню и вернулись, принеся каждому выпить.

— Как оно там? — спросила Кассандра у Дэйва.

— Вполне ничего, — ответил он. — Осмотрели, наснимали фотографий, так что можем организовать тренажер на втором этаже и сделать пару прогонов с Вайлем и Жас сегодня же.

Я оглядела комнату, ожидая довольных кивков. Но все смотрели как-то мрачно и неподвижно. Так мне показалось.

— Что случилось? — спросила я, решив придержать свои плохие вести, пока не услышу, что у них.

— Нарвались слегка, — ответил Дэйв. — Сидели бы сейчас все за решеткой, если бы Коул нас как-то не отмазал.

Вот теперь они закивали, кто-то даже тост произнес в честь Коула. Тот принял похвалу с добродушной широкой улыбкой.

Посмотрев на своего рекрута, я подняла брови:

— Ну?

Он подошел к Кэму, протянул руку, получил зубочистку (при этом Кэм отдал ему честь), потом занял место в центре.

— Мы закончили рекогносцировку и направлялись домой, как нас остановила полиция и направила на какую-то большую площадь. Присоединили к группе из тридцати примерно человек, все мужчины. Я спросил одного постарше, знает ли он, зачем нас сюда привели, и он ответил, что все мы подозреваемся в провоцировании беспорядков, случившихся сегодня вечером.

— Кажется, мы там были, — сказала я онемевшими губами. — Там повесили двух женщин?

Коул удивленно кивнул:

— Так он сказал.

— Я думала, беспорядки начались, когда со старшей из женщин упала чадра.

— Как сказал этот старик, дело было в сочетании портрета на ее платье и того, что кричали люди в толпе.

— Расскажи.

Коул поскреб бороду, грызя зубочистку. И то и другое у него — признаки душевного беспокойства.

— Это был портрет ее дочери. Эту дочь родной дядя закопал по пояс в землю, а потом вместе с другими мужчинами семьи побил камнями. За попытку развестись с мужем.

Люди Дэйва эту историю уже слышали, но все равно сильно кривились. А впервые услышавшие Бергман, Кассандра и я переглядывались, не зная, как реагировать. В нашем культурном багаже не было ничего такого, откуда вытащить историю вроде: «Ага, у меня тоже был сумасшедший дядька, который однажды…» Ничего такого. Худшее, что совершил мой дядя Барни — надрался на свадьбе кузины Амелии и решил, что может переплясать в «лимбо» молодых парней. Потянул спину и неделю не мог выйти на работу.

Я пыталась понять менталитет, где существует переход от развода к смертному приговору. Бесполезно. И без того перегруженный разум попытался куда-нибудь смыться, и у меня возникло ощущение, что я смотрю на наше собрание откуда-то с потолка.

— А толпа? — услышала я свой голос. — Что орали эти люди?

— Я думаю, мать после той истории стала диссиденткой, — тихо сказал Коул. — Они кричали: «Женщины достойны жизни!» и «Законы для женщин!» — и зрители от этого озверели. Кажется, тела разорвали в мелкие клочки.