Luide - Любовь до гроба

— Добропорядочная гномка, покрывающая убийцу? Нелепо, цверги слишком правдолюбивы и прямолинейны. — Отмахнулся господин Рельский. — К тому же она вряд ли стала бы защищать кого-то из наших подозреваемых. С господами Шоровыми она поддерживает только самое общее знакомство, как и с господами Лариным, Нергассоном и Щегловым. Или у вас есть иные сведения? — он вопросительно взглянул на инспектора, тот отрицательно покачал головой, и мировой судья продолжил: — С дочерьми Ларгуссона у нее отвратительные отношения, они не одобряли интрижку отца. С господином Реинссоном и вовсе давние враги. Кто у нас остается?

— Дамы-библиотекари… — тихо выговорил инспектор Жаров, невольно вжимая голову в плечи. В исполнении импозантного полицейского это выглядело смешно и нелепо.

— Барышню Гарышеву она тоже не слишком любит, — возразил мировой судья и добавил сухо: — А о госпоже Черновой я велел вам забыть!

— Итак, по всему выходит, что убийца — дракон или хозяйка библиотеки. Больше некому, вы ведь сами говорите! — осмелился спорить инспектор. В конце концов, это его работа — расследовать преступления, а деятельные и облеченные властью любители только мешали отыскать злодея!

Мировой судья недовольно сжал губы и лаконично поинтересовался, опросил ли полицейский слуг и соседей. Тот подтвердил, кратко сообщив, что ничего интересного не выяснил. Все наперебой твердили о загадочных тенях и странных звуках, а также своих подозрениях, однако толком ничего не знали. Жители городка сходились в одном: убийца либо госпожа Дарлассон, либо госпожа Чернова, либо дракон. Некоторые вообще утверждали, что они прикончили Ларгуссона вместе, поскольку были шайкой грабителей, которые давно орудовали в окрестностях, а храбрый сторож их разоблачил, за что и поплатился жизнью…

Словом, фантазия местного населения работала деятельно и бесперебойно.

— Но какие у них мотивы? — воскликнул господин Рельский раздосадованно.

— У госпожи Дарлассон — ревность. Господин Шеранн — дракон, кто знает, что у него на уме? — охотно пояснил полицейский. — А госпожа Чернова… Тут версий масса. Начиная от того, что покойный знал о ее грязных делишках и шантажировал, и заканчивая ревностью. Большинство верит в шпионаж в пользу Муспельхейма или пособничество любовнику-дракону.

Последние слова инспектор проговорил совсем тихо, видя, как на глазах темнеет лицо мирового судьи.

— Я не хочу об этом даже слышать, — тяжело произнес господин Рельский, и сжал зубы так сильно, что на скулах заиграли желваки.

— А если убийца все же госпожа Чернова? — вполголоса произнес полицейский. — Вы сможете спокойно жить, если благодаря вам ее оправдают?

— Да.

Короткое слово упало, как камень, разом оборвав спор.

Инспектор Жаров поклонился и отбыл, оставшись при своем мнении и крайне недовольный этим разговором. Он давно определил для себя, что Ларгуссона убил Шеранн, вероятно, при пособничестве госпожи Черновой. Все указывало на это, и, в отличие от господина Рельского, он не видел причин верить в невиновность гадалки. Всем будет лучше, если злодеев изобличат! Но действовать придется тайком. Первым делом нужно установить слежку за драконом…

А мировой судья, убедившись, что остался один, встал, подошел к окну и посмотрел на сияющую гладь озера в обрамлении трепетных ив. Что бы ни случилось, он не позволит ее обидеть!

Мужчина решительно позвонил камердинеру и велел передать Елизавете просьбу пригласить к чаю госпожу Чернову…

В Чернов-парке этим утром творилась волшба. Нет, вовсе не та, какой ее обычно представляют. Не было ни гальдаров — магических рисунков, ни колдуний-вёльв, ни звучных песен эрилей… Творилось нечто более земное, однако не менее волшебное: домовая Лея опробовала новый рецепт мыла. Точнее, она улучшала покупное — из золы морских растений и наилучшего оливкового масла.

Как это обыкновенно бывает, жена являлась вдохновителем и организатором, а взмыленный муж выполнял всю грубую работу…

Следует взять фунт мыла, нарезанного на мелкие кусочки, и четверть фунта извести; залить двумя квартами бренди. Потом смесь постоит двадцать четыре часа, затем надо намазать массу на лист фильтровальной бумаги, и пусть высохнет. Когда совершенно высохнет, растереть в мраморной ступке с половиной унции сандалового дерева, и полутора унциями фиалкового корня и таким же количеством аира, все в тонком порошке. Смешать все в пасту с яичными белками и четвертью фунта камеди, растворенной в розовой воде, и сделать из нее шары.

Это ароматное домашнее мыло предназначалось в подарок Софии. Покойный господин Чернов любил баловать жену и ввел в обыкновение праздновать ее день рождения, хотя обыкновенно именины справляли лишь для детей. Подарки, сладости, нарядные платья — все это осталось там, в старой жизни, где не было места смерти и бедности… Но Стен и Лея твердо решили во что бы то ни стало преподнести хозяйке праздник и начали готовиться к нему заблаговременно. Практичные и обстоятельные домовые и презенты предпочитали столь же утилитарные, вроде ароматного мыла.

София уже предвкушала, как будут нежно пениться и благоухать аккуратные шары. Завернутые в полотняные мешочки, перевязанные голубыми лентами с вышитыми алыми рунами, испускающие запах сандала и фиалкового корня, они станут дожидаться своего часа среди стопок чистого белья, переложенного лавандой…

Воображение уже рисовало восхитительный аромат свежести и летнего разнотравья, куда более приятного, нежели модные сладкие духи. Госпожа Чернова сморщила нос. Ванильные стручки хороши в выпечке, а иланг-иланг — в аптекарском составе от стука крови в голове, но дамы, буквально с ног до головы облитые приторным амбре, оскорбляли тонкое обоняние. В душной жаре бальных залов запахи смешивались в нечто невообразимое, заставляя гостей лишаться чувств от недостатка свежего воздуха…

Так что подарок домовых молодая хозяйка всецело одобрила и старалась не мешать приготовлениям. Потому она охотно приняла приглашение барышни Елизаветы Рельской.

До вечера еще оставалось немало дел, и София решила немедля ими заняться. Вооружившись громоздкой шляпкой, призванной защитить лицо от губительного воздействия яркого весеннего солнца, госпожа Чернова отправилась в Бивхейм, радуясь про себя погожему дню и предстоящему визиту в Эйвинд.

С нею ушел Стен, важно сообщивший о неких срочных делах, под этим предлогом улизнувший от деятельной супруги. Известно, что домовые могут покинуть дом лишь с согласия хозяина или по хозяйственным надобностям, поэтому они охотно берутся за мелкие поручения, чтобы выбраться в город.

Домовая осталась присматривать за мылом. Она порхала по кухне и тихонько напевала то ли старинные песенки, то ли заклинания, призванные улучшить продукт.