Кейт Пирс - Поцелуй розы

Она скользнула вниз, чтобы схватить его член и направила его туда, где она хотела, чтобы он был. Он прошептал ее имя как благословение, медленно продвигаясь внутрь и полностью наполняя ее.

— Дай мне свои мысли, любимая. Давай создадим прекрасный союз души и тела.

— Я люблю тебя, Кристофер.

Его улыбка была прекрасна.

— Я знаю.

Она охотно открыла себя для него, хотя ее поток желания, любви и горя был настолько силен, она боялась, что это сокрушит его. Но она нашла то же самое в нем и больше не волновалась. Он взял ее разум, как взял ее тело, полностью, осторожно и с таким почтением, что ей не хотелось покидать его. В его руках она могла быть мягкой и женственной, и все же она знала, что он никогда не будет использовать те вещи против нее. Что он просто любит ее такой, какая она есть.

Он начал двигаться быстрее, толчки стали короче, он прижал ее к себе и толкнулся сильнее. Она обвила руки и ноги вокруг него, чувствуя каждый прерывистый вдох и толчок, цепляясь за него, как камыш и ощущая, как внутри него разливается удовольствие, словно оно принадлежало ей.

Она крепко обнимала его, когда он без сил упал на ее грудь, и позволила ему лежать там. Эта ночь — праздника их любви. Она с удовольствием терпела его вес, если это означает, что у нее будет больше воспоминаний о нем, чтобы помочь ей в течение долгих, одиноких, мучительных дней, которые, как она чувствовала, не заставят себя ждать.

В какой-то момент, Розалинда провела кончиками пальцев по краям клейма Кристофера. Его рука накрыла ее ладонь, и она поняла, что он не спит.

— Это оскорбляет вас?

Ее пальцы застыли.

— Действительно ли это — старая рана?

— Это — метка тех, кто поклоняется Митре. Рисунок образует рожки быка.

— А. — Она не убрала руки. — Рис сказал мне, что вы были членом того культа.

— Я стыжусь сказать, что он прав. Когда я был юнцом, я попросил дядю позволить мне присоединяться к ним. — Он тяжело вздохнул. — Он отказался поначалу, потому что мою кровь не считали достаточно чистой, но я продолжал настаивать, что я достоин этого, и, когда мне было шестнадцать лет, он позволил мне вступить в культ. С тех пор я сожалею.

— Вы, должно быть, знали, что единственная цель культа состояла в том, чтоб убивать друидов, — осторожно произнесла Розалинда.

— Я знал. — Его пальцы напряглись, как будто в тихом извинении за вред, который он знал, что причинял. — Но я так сильно хотел принадлежать чему-то и наконец-то получить одобрение своего дяди, что я убедил себя, что клятвы культа по большому счету лишь формальность. Если честно, я даже не знал, что на свете живет так много друидов.

Он поцеловал ее в макушку.

— Когда я сталкивался с перспективой хладнокровного убийства, я понимал, что не могу сделать этого. Если друид нападал на невинного вампира, конечно, я был более чем способен выполнить свой долг, но я отказался охотиться на друидов просто, чтобы убивать их.

Он привлек ее к себе поближе.

— Мой дядя объявил меня трусом и запретил мне участвовать в обрядах Митры, но я не думаю, что он был удивлен. Он знал, что все еще управляет мной, поскольку я был связан клятвами, которые дал без возможности спасения. Ему и это было достаточно удобно.

Мышцы напряглись под ее щекой, как будто он думал, что она могла бы отречься от него. Розалинда осторожно проникла в его мысли и нашла лишь сильное желание признаться ей во всем и ответить за последствия. Она могла лишь предложить ему честность взамен. Слишком поздно отнекиваться от того, к чему был способен любой из них.

— Я также чувствовала бы себя обязанной защитить любого из моих людей, если бы они подвергались вражескому нападению, — прошептала она. — Я понимаю то, что вы сделали.

Он поцеловал ее в макушку и затем снова уложил на спину.

— Спасибо. — Он целовал ее, шепча нежные слова между поцелуями, его руки ласкали ее. — Спасибо за понимание. Я клянусь, я никогда не охотился…

Она поцеловала в ответ и не дала закончить предложение, даже притом, что оно эхом отозвалось в его мыслях, когда он сильнее ее поцеловал и начал ласкать телом и разумом.

К утру — они соединялись так часто — что у нее все болело, но ее это не волновало, и она знала, что он чувствовал, то же, самое. В их движениях чувствовалась спешка, которая говорила о долгой разлуке, о новой любви, которую задушили, подавили и потеряли…. Он помог ей одеться в костюм для езды, и она помогла ему, их лица были такими мрачными и серьезными, как будто они одевались для похорон.

Шел дождь, свет, затерянный среди тумана, сделал тропы предательскими и превратил деревья, в капающих водою серых призраков. Они прошли через приглушенную темноту к конюшням и остановились, будто по взаимному согласию, в разрушенной бане. Там Кристофер взял ее лицо обоими руками, из-за облачка его теплого дыхания ей было плохо видно.

— Рис будет заботиться о тебе.

— Я сама могу позаботиться о себе.

— Я знаю, что, но … — Он глубоко вздохнул, затем поспешно продолжил. — Если ты, в конце концов, решишь выйти за него, то я пойму.

— Это очень любезно с твоей стороны, но я не уверена, что он все еще хочет жениться на мне, и это — вероятно, хорошая вещь. — Она попыталась отодвинуться от него, но он быстро схватил ее.

— Ты знаешь, что я чувствую, черт побери. Я был бы счастлив, разорвать на кусочки любого мужчину, который отважится улыбнуться тебе, уже не говоря о прикосновении. Но мы должны вести себя разумно.

— Почему мы должны? — В ее словах звучало отчаяние. Впервые в жизни, ее нужда быть женщиной превзошла нужду быть убийцей вампиров.

Мышцы напряглись на его щеке.

— Поскольку я не могу быть с вами, а Рис может. Он — хороший человек.

— Я знаю это. — Она повторила его слова. — Но он — не ты.

Страдание вспыхнуло в его голубых глазах.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал, Розалинда? Увезти тебя из семьи и держать при себе? Это было бы жестоко, и ты знаешь это. Ты ненавидела бы меня больше, чем любила. И, где на этой земле мы могли бы жить, где я смог бы охранять тебя от своей вампирской семьи?

— Это не важно…

— А, что относительно твоих людей? — зарычал он на нее. — Ты думаешь, что они все еще приняли бы тебя, если бы ты была замужем за мной?

Она прикусила губу, чтобы не дать ей задрожать.

— Моя семья любит меня.

— Ты была бы выброшена, и знаешь это. — Все эмоции исчезли с его лица. — Розалинда, я жил без семьи, жил с клочками привязанностей других людей и их недоверия. Я убил бы себя, чем подверг бы подобному.

— Поскольку ты любишь меня.

— Да.

Она положила руку на сердце.

— Но это причиняет боль, Кристофер. Я не знаю, смогу ли я перенести разлуку.

Он прикрыл глаза.

— Не делай этого. Один из нас должен быть сильным. Пожалуйста.