Владимир Витвицкий - Книга сновидений

— Взаимодействие с областью неопределенности, — нашелся с ответом опытный ученый.

— Ну, и как область, взаимодействует, я имею в виду? — задал второй спокойный вопрос генеральный.

— И весьма успешно, особенно в акустическом диапазоне, — снова четко ответил руководитель передвижного проекта.

— Стационарные объекты, наблюдая за вашим передвижением, уже собрали кое-какие данные, и если вы, Геннадий Сергеевич, продержитесь еще немного, то, безусловно, ваш вклад в нашу науку будет неоценим.

— Я надеюсь на прямой контакт, — выдал свою мечту ученый.

— Вы неисправимый мечтатель, и поэтому вы на переднем крае, — с симпатией посочувствовал генеральный, — вам и решать.

Сказал, и отключился…

Тем временем Тень хлестнула еще раз, и опять же по задней машине…

— Метрология? — зная ответ, все же задал вопрос Геннадий Сергеевич.

— Она, — подтвердил его опасения Рылеев.

— Такое впечатление, — в динамике снова послышался голос акустика Бориса, — что по машинам лупят огромной кувалдой. Ничего, кроме механического воздействия, не прослушивается.

— Слабое возмущение двух нижних регистров, — как возражение обозначил свое присутствие в эфире специалист по магнитным излучениям.

— Понятно, — ответил руководитель, — перестраиваемся.

— Внимание! — точным командным голосом прокричал в свой микрофон подполковник Рылеев. — Скорость — шестьдесят, пропускаем машину руководителя проекта! Следом за ней акустическая лаборатория!..

Тень, щелкнув бичом, отправила на обочину еще одну машину…

— Тепловые контроллеры, — пояснил очередное событие Рылеев.

— Последняя разработка нашего института, — с сожалением согласился с ним Геннадий Сергеевич…

Тень, заметив, как две машины из оставшихся пяти переместились в голову колонны, поняла, что этим несложным маневром ее оппоненты пытаются выиграть время. Ну что же, она позволила им сделать это, прислушиваясь к вспышкам эфирной активности, сопровождаемыми ее каждый раз удачный удар. Но… вот машин осталось две…

— Похоже, Борис, теперь ваша очередь? — приободрил своего сотрудника руководитель.

— Я рад работать под вашим руководством! — выкрикнул в эфир молодой акустик Борис, зная, что именно последняя фраза и останется в памяти начальника. — Всегда!

— Ты лучше ремни безопасности проверь, лицемер, — посоветовала ему Тень.

Она, легко проникнув внутрь кунга через вентиляционный воздухозаборник уселась на освободившееся кресло. А освободилось оно просто — подчиняясь тяжелой руке, занимающий его лаборант вылетел из него вместе с ремнями.

— Что? — глупо штокнул мужественный в радиообмене сотрудник, обернувшись на произнесенный чужим, спокойным голосом совет.

— А то! — прикрикнула Тень. — Понимаешь ли ты, червь аппаратный, что то, что для вас работа, для меня игра?

— Кто? — по своей молодости не сумел вовремя остановиться в удивлениях названный аппаратным червем.

— Ты, кто же еще? Неужели не понятно, что в Городе Мертвых не осталось теней? Ни тени Ангела, ни тени Сказочника, ни тени его Любви. Все ужасно измельчало с течением времени, как не старайся, как не выделяй заглавные буквы. Акустик, неужели ты не слышишь за гладкостью моего слога замерзшей пустоты? Неужели ты не чувствуешь, что сам этот город доживает последние мгновенья? Очнись, акустик, нельзя же так в…калывать, это беда! Ты же еще так молод.

— Как? — продолжил играть в непонятки порядком перетрухнувший лицемер.

— Да никак! — вставая, раздраженно ответила Тень и выпрыгнула из кунга, разнеся дверь в щепки, а точнее — в железные обломки, расправляя в полете крылья и освобождая от ножен меч…

— Геннадий Сергеевич? — осторожно вышел в эфир пришедший в себя младший научный сотрудник Борис. А в себя он пришел быстро — холодный воздух, врывающийся в вывороченный дверной проем и громкая реакция испуганных коллег помогли ему в этом.

— Да, Борис! — быстро откликнулся руководитель проекта. — Вас не было слышно 48 секунд!

— Был контакт, — собравшись с духом, доложил Борис. — Область неопределенности ненадолго, но приняла четкие очертания.

— Черт! — невольно вслух чертыхнулся своим мыслям маститый ученый.

— Примерно, — согласился с ним Борис Григорьевич, в самом недалеком будущем старший научный сотрудник и герой научных публикаций.

— Тормозим? — чуть подождав, спросил погрустневшего руководителя проекта подполковник Рылеев.

— Да, в продолжении эксперимента нет никакого смысла.

— Стоп машинам! — с готовностью и с нескрываемой радостью в голосе скомандовал сегодня непострадавший подполковник, и уже открытым, освободившимся от забот взглядом посмотрел на пристегнутую ремнями красивую женщину-приманку.

А в это время, недалече, с неба упали два штурмовых вертолета, не разобравшись в собственных винтах, или в финтах, или по какой-нибудь другой причине…

Но: чужестранец, иноземец, наемный убийца, нездешний демон по имени Тураверт, в шуме взрыва двух вертолетов, в миг гибели Города Мертвых или за мгновение до него, в растянувшемся, но только по меркам демонов и теней, времени затухания потусторонних возмущений, появился, или опять же, проявился на той самой длинной и широкой аллее, на которой буйствовал единорог. Аллее, летом приятно тенистой благодаря высоким деревьям, кажется, кленам и каштанам, а поздней осенью достаточно светлой, в связи со светом фонарей и свободы от листвы.

Его не задели горячие осколки.

Тень Ангела спиною почувствовала холодный взгляд.

Дрогнули ли при этом ее крылья? Оступился ли так уверенный в своей поступи конь? Догадалась ли Тень, что битва двух разумов будет острой и от этого короткой, как невидимый, но именно поэтому неотвратимый удар самурайского меча? Заточенного умело, с терпеньем, с мастерством и обязательно с любовью.

Нездешний демон Тураверт терпеливо ждал Тень Ангела в парке, у начала аллеи, в сужении пространства, у истока времен. Он был спокоен и, естественно, хладнокровен, ведь у демонов кровь, если она есть, холодна. Его могучий конь, не уступающий в мощи коню Тени, так же был спокоен и не разбивал зазря железными копытами парковый асфальт.

Кто мог его видеть? Даже заподозрить? Ведь только призраки могут растягивать время, людям же оно не подвластно. Как он выглядел? Кем он был? Вероятно, крепкие латы сурово блестели на нем в электрическом свете парковых фонарей. А возможно, они только отливали размытым светом, вороненые временем или тронутые ржавчиной осеней влаги. Или он был цветасто, даже щеголевато разодет, как кичащийся заморским шелком и дорогой парчой средневековый итальянец или любитель индейского золота испанец. А может быть на нем был балахон монаха и выглядел он подобно Пересвету, или пыльные кожаные латы степного кочевника покрывали его?