Владимир Витвицкий - Книга сновидений

Ты чувствуешь детство? Ты спишь на ходу!

Но точки над "Ё" — их нужно поставить.

— Когда я слушал вас, то честно рассматривал ваши чулки, а когда вас, то пытался заглянуть в глаза.

— Наверное, я неудачно села, — предположила та, у которой хорошие чулки. А та, у которой глаза, та промолчала, но потом, позднее, взглянула на меня, внимательно и пристально, и, поймав ее быстрый взгляд, я вспомнил кованые гвозди. Малиновые — там, в горне, и прохладные — в ладони.

Но не этот взгляд беспокоит меня.

Ее "здравствуйте" как "здрасте", быстрое и бьющее, как тихий выстрел тайного убийства, и каждый раз контрольный. Она быстра, но, кажется, не суетлива, тонка, но, кажется, сильна.

— Ты нравишься сильным женщинам! — с энтузиазмом воскликнет Гурундий, собеседник над ленивым сегодня прибоем, гоняя диким философским взглядом пузатых рефаимов над утренней водой.

Она стройна, порывиста, быстра, и страшно молода, а я жду ее "здравствуйте как здрасте", и того самого взгляда из быстрых движений — она прячется в них, она ведь тоже человек. А я почти неподвижен, даже недвижим, я сурово не смотрю ей в след, но знаю точно, что влияю — не только лишь своей суровой неподвижностью, на быстроту ее движений.

— Вы так здороваетесь, будто из пистолета стреляете, — скоро скажу я ей. — Зачем?

Возможно, она остановится, а возможно даже что-то ответит, или просто посмотрит на меня с вопросом.

— Нужно поставить все точки над "Ё", — снова заговорю я. — Дальше так продолжаться не может.

Мне не нужно кованых гвоздей в ее взгляде, я надеюсь на теплую ладонь.

А еще на двоеточие — лучшее из сочетаний. А в многоточии точки похожи на камни — сначала валуны, крутясь, они стираются в песок. Но точки над "Ё" — противоядерный бетон, несчастный случай в Стоунхендже.

Такой вот сон приснился, или мог присниться сегодняшним ранним утром лейтенанту дипломатической службы Суппо Стейту. А может и не ему, но тогда, получается — был им украден? Ну а если приснился, то, конечно же, запомнился — благодаря подъему, быстрому пробуждению. А еще этот парень увидел первый снег и посчитал это доброй приметой. Почему? Да потому, что сегодня он — навигатор первой в этом сезоне охоты, и поэтому, с несвойственным ему волнением, впрочем, еле заметным снаружи, но волнами исходящим изнутри, он переминается с ноги на ногу, комкая нескользящим протектором первый и от этого липкий снег. Даже не то чтоб переминается, а так… не с той ноги да в непривычную тарелку.

Он был влюблен. Он вспомнил сон. Она стоит рядом.

— Сейчас выйдет, — одобряюще улыбнулся Суппо, приняв сигнал обнаружения, затем предупреждения, и отослав подтверждение.

Да, он был влюблен. Так получилось — неожиданно и сразу, но не выдал себя. Однако что-то одновременно неуловимое и внятное, продолжительное — для него, а для нее — возможно лишь мгновенное, тревожило мысли, и это что-то исходило и исходит от стоящей рядом.

Она кивнула в ответ и улыбнулась той самой, волнующей его улыбкой, и от этого ее движения электрическая волна связанных с ней образов и своих, смешавшихся раздумий пробежала по всему телу, жаркая, колючая, снизу вверх, сверху вниз. А в глазах ее, не в первый уже раз, он заметил… волнение?

— А почему вы не поздоровались со мной сегодня утром? — вроде бы непринужденно спросила она, и из ее глаз вырвались новые колючие лучи.

И снова волна! Конечно же, она заметила его неловкое невнимание к себе, и от этой фразы он едва не выронил оружие из рук. И это в самом начале охоты! Но он дипломат, а сегодня еще и навигатор, а это значит, что нервы его — канаты, а сам он — кремень.

Однако он был влюблен.

Это случилось недавно, можно сказать, что на днях, то есть в точном времени и месте. Он не любил контору, но приходилось там бывать хоть иногда, а она заходила в тот кабинет, сначала случайно, а потом неизвестно зачем, без повода и причины, по разным мелочам. Что-то говорила, кажется: "Как холодно у вас!", и ждала, что он ответит или хотя бы внимательнее на нее посмотрит. А он был показательно суров, он смотрел на нее, но почти ее не замечал, в тайне наслаждаясь и боясь, что еле заметный интерес к себе он просто-напросто выдумал.

И вот сейчас — опять колючие лучи и электрические волны.

— Вы мне нравитесь, Хейлика. Только поэтому я вам не ответил.

Теперь промолчала она, теперь ее очередь бороться с электрической волной. Кремнем быть трудно, но удобно — а он не выдержал, раскрылся… и перестал переминаться. Вполне понимая, что жизнь без ошибок возможна, но при этом скучна.

Но — обнаружение, предупреждение, подтверждение… они же на охоте, в засаде, вдвоем, поджидают прохожего, или: "tranzitarius", это если по латыни, и по предварительным данным — сказочника. А сказочники, как известно, как заведено, по своей природе или отведенной им роли предназначены для развлечения и отвлечения добропорядочных (и не очень) обывателей от их нудных житейских забот. Так что встреча с ним, возможно, отвлечет его (а может и ее?) от глупых мыслей и, скорее всего, беспочвенных надежд. Охота — для него работа, для нее подарок. И это все, что он может подарить ей, недавно приехавшей сюда, к Леднику, и ожидающей сейчас немного опасных, но таких увлекательных приполярных приключений.

— Внимание, — снова не удержавшись от улыбки, предупредил он.

Хлопнула дверь — это транзитарий вышел из дома, но навигатор все равно оказался у него за спиной. Ведь дышать в спину или идти по следу — это и есть охота, то есть работа, а точнее — призвание, почти искусство. А раз так, то пусть бедолага напоследок поглазеет на прекрасную приманку. Приманку, как оказалось, не только для него? Транзитарии сплошь, да и многие из навигаторов, предполагая погибель но надеясь на спасение, как мотыльки, летят на красоту.

Взгляд Хейлики — а в нем обманчивый к себе интерес… и он, все еще помня сон, зачем-то перехватил демокрутизатор и этим лишним движением, звуком сминаемого снега выдавая себя, тяжелым подствольником нанес удар в район берцовых, хрупких к боковым воздействиям костей.

Однако взгляд Хейлики — быстрое, влажное, сумеречное расширение испортило все — прохожий уклонился от удара. Удар пришелся вскользь, а вес и инерция подствольника не позволила сразу среагировать на уходящее движение. Понимая, что совершает ошибку, но при этом все еще думая о Хейлике и ее взгляде и не обижаясь за так некстати расширившуюся глубину, он, к своему удивлению и стыду, получил по полной программе. Сначала обеими ногами в живот и грудь, на вдохе — что особенно ужасно, и как-то сразу стало понятно, что сказочник этот не графоман какой-то, а вполне сложившийся литератор, а затем по фейсу, и тут уж навигатор понял, что у сказочника к тому же есть свой стиль, а напоследок… ну тут борзописцу просто повезло. А потом, лежа на снегу и не обостряя обстановку — Хейлика была рядом, а он боялся за нее, услышал пару обидных фраз в свой адрес, произнесенных сказочником на своем не очень понятном для дипломата языке. Однако тему он — просек.