К. Уилсон - Пурпурные крылья

— Да уж, прямо как из фильма ужасов, — произнес Родригес.

Вдалеке трещала и жужжала двусторонняя радиосвязь.

— Горло было полностью вырвано. Думаю, животным, возможно большим. Бешеная собака? Следует признать, что жертва был крупным парнем, сложенным как футболист, — сказал коронер. — Ничто меньшее по размеру не смогло бы свалить его с ног так просто.

— Да, я бы стопудово согласился с версией о собаке.

— А я бы сказал — вампир, — мимоходом обронил офицер Чен, напарник Родригеса. Чен стоял над телом Клайна. Он наклонился и осмотрел огромную зияющую дыру, где раньше было горло. — Эти следы на коже от зубов. И вряд ли хоть капля крови вытекла из раны.

Коронер вопросительно взглянул на Родригеса, его глаза налились кровью. Родригес незаметно махнул коронеру рукой, и окинул взглядом других офицеров, не услышали ли те их беседу. Никто не обратил внимания. Они были слишком подавлены развернувшейся сценой убийства, чтобы еще смотреть в их сторону. Это было ужасное зрелище, даже по полицейским меркам. Это неоспоримо.

Чен обратился к Родригесу:

— Что думаешь, Мэтт?

Тот прочистил горло:

— Лейтенант не примет такую версию. Это — бешеная собака, — подытожил Родригес.

Коронер упаковал в мешки тела, и офицер последовал за ним в машину.

Родригес шваркнул коронера о заднюю дверь.

— Ты никогда не сделаешь этого снова!

— А ты не считаешь, что его следует устранить?

— Он просто выполняет свою работу. Вероятнее всего, он сказал не подумав, без задней мысли.

— А что если не так? — Коронер захлопнул двери. — Вдруг он расскажет лейтенанту, что в городе существуют вампиры?

— Не расскажет. Просто не высовывайся и занимайся своей работой. Мы получим тело позже. Согласен?

Коронер уставился на свою куртку.

— Согласен? — надавил офицер Родригес.

— Так и быть, парень, черт тебя возьми.

Я должен был коснуться ее. Я сделал это под предлогом расчесывания ее волос. Каждым взмахом гребня я занимался с ней любовью. Меня это успокаивало так же, как и ее. Затем я почувствовал ее дрожь. Она все еще не согрелась после дождя. Я положил гребень на соломенный тюфяк и обнял ее. Она продолжала скромничать, сильнее укутавшись в мой плащ.

Это была пытка. Я чувствовал, как ее мягкие груди упираются в мою твердую грудь. Ее дыхание щекотало мне шею. Мой подбородок лежал поверх ее головы. Ее руки обхватывали мою талию. Ее миниатюрные ручки. Я держал ее в своих объятиях, как будто она была вожделенной добычей. Словно находясь под колдовским заклинанием, наши губы нашли друг друга. Мы были пойманы в ловушку воспламеняющих объятий. Я опустил ее на тюфяк. Я целовал ее везде, где мог. В ее неопытном теле я обрел радость. У меня и в то время был гарем из женщин, но до нее я никогда никого не любил.

Я начал снимать с нее свой плащ. Последние остатки ее скромности были еще целы, пока я не завернул подол плаща повыше. Она заплакала и схватилась за него. Я мягко удержал ей руки. Я не хотел принизить этот действо, не показав себя ей. Я встал, снял с себя тунику с V-образным вырезом и незатейливую кожаную набедренную повязку. Ее глаза расширились, и она протянула руку, чтобы прикоснуться ко мне. Ее непосредственные прикосновения испепелили меня. Я позабыл себя, свое имя, все. Я накрыл ее своим телом, ласкал ее маленькие груди, ноги и миниатюрные ступни. Я любил ее губы. Я любил их больше всего. Они были сочными, пухлыми и сладкими. Она поцеловала меня в ответ. Я целовал мочки ее ушей, ее нос и веки. Я слышал, как вскипела ее кровь. Она была увлечена так же, как и я. Тогда я проверил ее готовность. Она была такой же влажной, как в тот момент, когда мы пришли в этот заброшенный замок. Я развел ее ноги. Она завладела моим членом.

— Кенна? — я не хотел сделать ей больно. Я был большой, а она так мала.

Она направила меня внутрь, и я устремился вперед. Я встретил небольшое сопротивление и вновь подался вперед. Я перестал двигаться, чтобы она могла привыкнуть к ощущению меня внутри нее. Я сказал ей, что люблю ее. Это была правда, зная это своим сердцем, она присоединилась ко мне в размеренных движениях любви. Затем вернулся этот голод. Я сопротивлялся, входя в нее снова и снова. Я противился ему изо всех сил, как противился ей. Затем она притянула мою голову к своей шее.

Спустя некоторое время мы лежали в любовной истоме.

— Кенна, я хочу обручиться с тобой.

— Нам придется дождаться возвращения моего брата. Как думаешь, он даст нам разрешение?

— Мы сражались с ним бок о бок. Я доверю ему свою жизнь, а он мне свою.

— Намерен ли ты ждать?

— Да, я буду ждать.

Алек долетел до своего роскошного особняка за десять с небольшим минут. Ему эти минуты показались вечностью. Он чувствовал, что дома никого нет. Это хорошо. Он не сможет одновременно сконцентрироваться на ней и удерживать свое «семейство» от ее окровавленного тела. Вид подобных вещей мог вызвать жажду крови. Да, у них отличные навыки самоконтроля, но никогда нельзя быть чересчур уверенным. Безопаснее всего было бы доставить ее в больницу, но он хотел позаботиться о ней сам. Никто не сделает это лучше него. Двери спальни распахнулись перед ним, и он осторожно положил ее на свое брачное ложе.

Она то теряла сознание, то приходила в себя. Ее глаза открылись, задержавшись на необычном человеке, а затем закрылись. Без лишней суеты Алек начал быстро действовать. На счету была каждая минута.

Ее ярко-желтый дождевик был выброшен ранее, поскольку не выдержал схватки. В первую очередь Алек разорвал серую с капюшоном толстовку, а затем отдельно — под стать ей штаны. Тренировочный костюм был разодран в клочья, обнажив окровавленный лифчик. Мысли Алека вернулись в прошлое, когда он нашел ее в таком же состоянии. Тогда все ее тело было покрыто синяками и кровью. Она не позволила ему прикоснуться к ней и испуганно сжималась от вида любого мужчины. Что же она почувствует, когда придет в себя?

Его руки затряслись. Несмотря на то, что он видел женское тело во всей его красе, вновь увидеть тело Тани после столь долгой разлуки было для него потрясением, — он возбудился и затвердел от промелькнувших в голове мыслей. Она всегда обладала возбуждающей чувственное желание фигурой в форме песочных часов. Он часами любовался и поклонялся ее телу в сумерках на зеленых торфяниках родины. Но сейчас не время предаваться воспоминаниям. Ее жизнь висела на волоске.

Алек оценил повреждения. В основном открытые раны были с левой стороны, которой она упала на стеклянный столик. Поверхность лба, ухо, скула, подбородок, рука, грудь и под нею, ребра и талия — все было в порезах и сильно кровоточило.