Лиза Смит - Души теней

— Это он так сказал? — удивился Сейдж.

Сейдж и Елена вдвоем вышли из мраморных дверей здания Богов Смерти. Именно так Елена называла его про себя.

Карета стояла прямо перед ними, но они не стали садиться. Сейдж отвел Елену в сторону, положил огромные руки ей на плечи и сказал мягко:

— Mon Dieu дитя мое, я не хотел говорить, но мне придется. Боюсь, даже если мы вытащим твоего Стефана из тюрьмы в день приема у леди Блодьювед, будет уже слишком поздно. Через три дня он уже…

— Это медицинское заключение? — резко спросила Елена, глядя на него в упор. Она знала, что измучена и бледна и что он жалеет ее, но она хотела честного ответа.

— Я не врач, — медленно проговорил он. — Я просто вампир.

— Просто древний вампир?

Брови Сейджа поднялись:

— На основании чего ты сделала подобный вывод?

— Без оснований. Прости, если я неправа. Но не мог бы ты позвать доктора Меггара?

Сейдж целую долгую минуту смотрел на нее, а потом ушел за доктором. Вернулись они вдвоем. Елена была готова к разговору.

— Доктор Меггар, Сейдж видел Стефана только в самом начале, до того, как вы сделали ему укол. Сейдж считает, что Стефан умрет в течение трех дней. Учитывая укол, вы согласны?

Она заметила слезы в близоруких глазах доктора Меггара:

— Может быть… если у него достаточно сильная воля, он проживет еще три дня. Но скорее всего…

— А если я. скажу, что он выпил около трети бутылки черномагического вина?

Они уставились на нее:

— Ты говоришь, что…

— И это весь твой план?

— Пожалуйста! — Забыв о плаще, забыв обо всем, Елена схватила доктора Меггара за руки. — Я нашла способ помочь ему выпить вино. Это что-то меняет? — Она сжимала руки так крепко, что чувствовала кости.

— Конечно, меняет, — доктор Меггар боялся надеяться, — если ты действительно дала ему столько вина, то он вполне может дожить до приема у Блодьювед. Ты это хотела услышать?

Елена не удержалась от того, чтобы поцеловать ему руку, потом отстранилась.

— Давайте сообщим Дамону хорошие новости.

Дамон сидел очень прямо, его профиль чернел на фоне кровавого неба. Елена забралась в карету и закрыла дверцу.

Он спросил без всякого выражения:

— Все закончилось?

— Что? — Елена не была дурой, но хотела, чтобы Дамон сам понял, о чем спрашивает.

— Он… умер? — скучным голосом спросил Дамон, потирая переносицу.

Елена позволила тишине продлиться несколько секунд. Дамон должен был понимать, что Стефан вряд ли умрет в ближайшие полчаса. Не получив подтверждения, он резко повернулся.

— Елена! Что случилось? — требовательно спросил он. — Мой брат умер?

— Нет, — тихо ответила Елена. — Но он может умереть в течение пары дней. Он был в сознании — почему ты не поговорил с ним?

Дамон замялся, потом резко спросил:

— А что я мог ему сказать? Мне жаль, что я чуть не убил тебя? Ах, я надеюсь, что ты проживешь еще пару дней?

— Ну да, что-то подобное, только без сарказма.

— Когда мне придет пора умереть, — отрубил Дамон, — я умру, стоя на ногах и сражаясь.

Елена ударила его по губам. В карете было не так много места для маневра, но она вложила в движение столько Силы, сколько можно было задействовать, не повредив карету. Последовало долгое молчание.

Дамон осторожно прикоснулся к губе, исцеляя ее, глотая собственную кровь.

— Забыла, что ты моя рабыня, а я — хозяин?

— Если хочешь жить в фантазиях, это твое дело. Лично мне приходится жить в реальном мире, знаешь ли. Между прочим, когда ты убежал, Стефан не просто стоял на ногах, он смеялся.

— Елена, — голос стал неестественно высоким. — Ты нашла способ дать ему кровь? — Он до боли сжал ее руку.

— Не кровь. Черномагическое вино. Если бы нас было двое, он выпил бы больше.

— Вас там было трое.

— Сейдж и доктор Меггар отвлекали охранников.

Дамон отпустил ее руку и сказал снова без выражения:

— Понятно. Значит, я изменил ему еще раз.

Елена сочувственно взглянула на него:

— Ты теперь совсем спрятался за стеной?

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

— За стену ты прячешь все, что может причинить тебе боль. Ты даже себя заточил за стену, хотя там, должно быть, очень тесно. Катерина должна быть там, в отдельной камере, — она вспомнила ночь в мотеле. — И твоя мать тоже. Ну то есть мать Стефана. Другой матери ты не знал.

— Не… мою мать… — у Дамона никак не получалась связная фраза, но Елена знала, чего он хочет.

Он хотел сдержаться, успокоиться и продемонстрировать, что все в порядке. Чтобы ее теплые руки обняли его. Но он не собирался этого делать. На этот раз она бы сказала «нет».

Она обещала Стефану, что это для него, только для него. И она полагала, что всегда соблюдала дух этой клятвы, если не букву.

Через пару дней Елена смогла оправиться от боли, вызванной свиданием со Стефаном. Никто из них не мог говорить об этом — разве что они не удержались от коротких слезных восклицаний, когда Елена сказала, что у них еще остались дела, и, сделав их, они смогут отправиться домой. Ну а если у них не получится, Елене будет все равно — уехать или остаться в Темном Измерении.

Дом! Это звучало почти как «рай», хотя Бонни и Мередит не понаслышке знали, какой ад поджидал их в Феллс-Черч. Но так или иначе, все что угодно было лучше этой залитой кровавым светом земли.

Надежда зажгла интерес к жизни, и они снова радовались платьям, сделанным леди Ульмой. Конструирование одежды было одним из немногих занятий, которым леди Ульма могла предаваться, лежа в постели, и она постоянно создавала эскизы. Поскольку прием у леди Блодьювед проходил как в помещении, так и на улице, все три платья должны были быть красивы и в свете свечей, и под красными лучами солнца.

Платье Мередит было глубокого синего цвета с металлическим отливом. В солнечном свете оно казалось фиолетовым, и девушка, представшая на прошлом приеме в образе сирены, выглядела в нем совсем иначе. Платье напоминало наряд египетской принцессы, Левая рука и плечи Мередит были обнажены; но изящная узкая юбка, спадающая прямыми складками до туфелек, и мелкие сапфировые бусины, украшавшие бретельки платья, придавали девушке скромный вид. Волосы леди Ульма велела распустить, а единственной косметикой оказалась черная подводка для глаз. Ожерелье из крупных овальных сапфиров лежало широким воротником. Те же синие камни украшали запястья и тонкие пальцы.

Платье Бонни было по-настоящему гениально: серебристая материя приобретала пастельный оттенок того же цвета, что и освещение. В доме оно сияло как луна, а на улице становилось нежно-розовым, почти как волосы Бонни. Его дополняли пояс, ожерелье, браслеты, серьга и кольца с белыми опаловыми кабошонами. Кудри Бонни были убраны с лица в художественном беспорядке, прозрачная кожа была розовой под солнцем и призрачно-белой в помещении.