Дж. Уорд - Зависть

«Пришел попрощаться с папочкой? О, круто…»

«Да, я несколько лет его не видел, и сегодня — последняя возможность в этой жизни…»

«Ну, повеселитесь тогда».

«Спасибо, приятель».

Да. Просто не терпится начать подобный разговор.

Спустя примерно сотню ярдов лабиринта тюрьмы, Век оказался в зале посещений, размером с маленький кафетерий и меблированном в том же стиле, — длинные столы с сиденьями по обеим его сторонам. Освещение напоминало витрину ювелирного магазина, — к потолку привинчены большие панели с флуоресцентными лампами; коричневый пол в крапинку хорошо скрывал грязь, но все равно сиял и был отполирован. Окна отсутствовали, как и растения, и лишь на стене висела фреска нечто похожего на Законодательный орган Коннектикута.

Хотя четыре автомата добавляли немного красок.

— Его сейчас приведут, — сказал охранник. — Мы из любезности поместим вас в комнату для свиданий, но я попрошу все время держать обе руки на столе, детектив.

— Ладно. Есть разница, где мне сесть?

— Нет. И удачи.

Парень отошел и встал у двери, через которую они вошли, скрестив руки и сосредоточившись на голой стене напротив, словно это ему уже не в первый раз.

Век сел за стол перед ним и переплел пальцы на гладкой поверхности.

Закрыв глаза, он почувствовал присутствие двух ангелов. Они стояли по обе стороны от него, во многом напоминая охранника, — спокойно и внимательно…

Дверь в противоположном конце комнаты бесшумно открылась… а затем раздалось шарканье.

Отец зашел в комнату с улыбкой на красивом лице и кандалах на запястьях и лодыжках. Несмотря на мешковатый оранжевый комбинезон, он выглядел изящно, темные волосы убраны со лба, а внешность дипломата была видна невооруженным взглядом.

Но Века совершенно не заботил его внешний вид; он смотрел в пол. Отец отбрасывал тень, так и быть, единственную тень, которая омывала его ноги, словно черные чернила. То, что она была темнее всего остального на линолеуме, казалось логичным в свете новой парадигмы.

— Здравствуй, сын.

Голос был таким же низким и звучным, как у Века, и, подняв взгляд на своего отца, он будто посмотрел в зеркало… старившее на двадцать или тридцать лет.

— Не поприветствуешь? — спросил старший ДелВеччио, идя вперед маленькими шагами, охранник, приведший его, шел так близко к нему, что на его спине вполне мог быть еще один комбинезон.

— Ну, я же здесь, не так ли.

— Знаешь, очень жаль, что за нами должны наблюдать. — Отец сел напротив него и положил руки на стол… в точности скопировав позу Века. — Но можем говорить тихо. — Черты его лица смягчились выражением тепла… но Век на это не купился. — Я тронут твоим визитом.

— Зря.

— Но это так, сын. — Печальное покачивание головой было настолько уместным, что Веку хотелось закатить глаза. — Боже, ты только взгляни на себя… ты гораздо старше. И выглядишь более уставшим. Тяжелая работа? Я слышал, ты работаешь в правоохранительных органах.

— Да.

— В Колдвелле.

— Да.

Отец наклонился вперед.

— Мне дозволено читать газеты, и я слышал, что у вас объявился монстр. Но ты поймал его, так ведь. В лесу. — Исчезла маска доброжелательного отца. И на ее месте появилась проницательность, из-за которой Веку хотелось встать и уйти. — Так ведь. Сын.

Если глаза — зеркало души, то Век смотрел в бездну… и чувствовал притяжение так же, как под влиянием гравитации усиливается головокружение, когда наклоняешься через край и смотришь вниз.

— Какой же ты герой, сын. Я так горжусь тобой.

Слова исказились в ушах Века, его чувства спутались, и он словно одновременно услышал их и ощутил их прикосновение на своей коже.

«Хотя тебе следовало убить его, когда у тебя был шанс».

Век нахмурился, осознав, что отец говорил, не шевеля губами.

Покачав головой, Век разрушил связь.

— Бред собачий.

— Потому что я похвалил тебя? Я не лгал. Бог мне свидетель.

— У Бога нет с тобой ничего общего.

— Правда? — Отец быстро сунул руку в комбинезон и достал крестик, прежде чем охранники завелись по поводу правил с руками. — Могу заверить тебя, есть. Я очень религиозный человек.

— Потому что так удобней, разумеется.

— Мне нечего кому-либо доказывать. — Его глаза вспыхнули. — Мои поступки говорят за себя… ты был на могиле матери в последнее время?

— Не смей заходить в эту степь.

Отец засмеялся и поднял руки, демонстрируя стальные оковы.

— Конечно же, я не могу. Мне нельзя на свободу… это тюрьма, а не «Четыре Времени Года». И хотя меня ложно обвинили, судили и приговорили к смерти, я здесь на тех же условиях, что и все остальные.

— В твоем положении нет ничего ложного.

— Ты серьезно думаешь, что я убил всех тех женщин.

— Давай будем точными… я думаю, что ты забил всех тех женщин. И других.

Тот снова покачал головой.

— Сын мой, я не знаю, с чего ты это взял. Например… — Взгляд его отца поднялся к потолку, словно он решал комплексное математическое уравнение. — Ты читал о смерти Сьюзи Бассмэн?

— Я не один из твоих фанатов. Так что нет, я не слежу за твоей работой.

— Она была не первой девушкой, в чьей смерти меня обвинили, но ее посчитали моей первой жертвой. Ее нашли в сточной канаве. Горло перерезано, запястья вскрыты, на животе вырезаны все эти символы.

Замолчав, его отец опустил голову и посмотрел на Века.

Сисси Бартен. Найдена в пещере. Горло перерезано, запястья вскрыты, на животе вырезаны ритуальные символы.

— Сын, ты же знаешь, что у серийного убийцы есть почерк, которому ему нравится следовать. Он будто стиль одежды, предпочтительный для жизни район страны или профессиональное увлечение. Где тебе удобнее всего самовыражаться… это золотая середина ракетки, идеально запеченный кусочек филе и комната, обставленная только по твоему вкусу и ничьему другому. Это дом, сын… твое место.

— Значит, по твоим словам, все другие женщины не могли быть твоей работой… вопреки уликам на местах преступления… потому что первая жертва не соответствовала почерку?

— О, я вообще никого не убивал.

— Так откуда тебе известно о золотой середине.

— Я хороший читатель, и мне нравится патология.

— Могу поспорить.

Отец наклонился вперед и заговорил шепотом:

— Я понимаю твои чувства, твою раздробленность, какой отчаянной может быть потерянность. Но мне показали путь, и мне сразу стало лучше, и то же самое случится с тобой. Ты можешь быть спасен… и ты будешь спасен. Просто загляни в себя и следуй тому потаенному зову, который, мы оба знаем, у тебя есть.

— Чтобы я мог вырасти и стать серийным убийцей, как мой отец? Вот уж, мать вашу, спасибо.

Его отец отклонился назад и развернул ладони к потолку.