Лорен Де Стефано - Увядание

Сидя рядом с ним в глубине мягкого кресла, чувствую, как мои губы непроизвольно растягиваются в улыбке.

В этот момент в комнату врывается Эль, помощница Сесилии.

– Ах, вот ты где! – набрасывается она на Габриеля. – Живо на кухню! Принеси леди Роуз что-нибудь от кашля.

Я вдруг слышу, как та заходится в кашле у себя в комнате вниз по коридору. Этот звук настолько привычен, что я почти перестала его замечать. Габриель тут же вскакивает на ноги. Захлопываю книгу и собираюсь пойти за ним.

– Побудь здесь, пока ей не станет лучше.

За его спиной творится что-то странное. Кажется, что в коридоре собралась прислуга со всего дома. Из лифта выходят служители из первого поколения. У них в руках несметное количество разнообразных бутылочек и устройство, похожее на увлажнитель воздуха. Родители установили такой у меня в комнате в ту зиму, когда я подхватила воспаление легких. Над всем этим витает дух обреченности. По глазам Габриеля видно, что тяжесть, разлившаяся в воздухе, действует и на него.

– Никуда не уходи, – говорит он.

Но я, конечно же, выхожу за ним в коридор. Мне настолько не по себе, что я не отстаю от него ни на шаг, пока он идет к лифту. Это, скорее всего, против правил, но я слишком напугана, чтобы думать об этом. Габриель пропускает свою карточку через считывающее устройство, и двери лифта начинают открываться. Внезапно все останавливается, застывает. Слуги замирают на месте; помощники так и остаются стоять, не выпуская из рук одеяла, таблетки и дыхательные аппараты. Линден, неподвижно сидящий на коленях у кровати Роуз, зарывается лицом в матрас. Он будто не в силах отпустить ее тонкую, лилейно-белую руку. Я смотрю на эту руку, перевожу взгляд выше. Неподвижное тело Роуз обмякло. Ее лицо и сорочка в крови. Должно быть, те жуткие хрипы сопровождали особенно жестокий приступ кашля. Зловещая, настороженная тишина охватывает весь этаж. Мне мерещится, что это та же тишина, что окутала весь остальной мир, – молчание безбрежного океана и необитаемых островов, безмолвие, различимое даже из космоса.

Из своих комнат выходят Сесилия и Дженна. В звенящей тишине слышны только надсадные хрипы, вырывающиеся из горла Линдена.

– Вон, – шепчет он.

И громче:

– Все вон!

Никто не двигается, пока он, схватив вазу, не швыряет ее о стену. Все бросаются врассыпную. Я оказываюсь в лифте с Габриелем. Как только за спиной закрываются двери, меня накрывает волна благодарности.

Мне ничего не остается, кроме как следовать за Габриелем на кухню: одна я точно потеряюсь. Расположившись за стойкой, я пощипываю виноград и слушаю разговоры занятых работой слуг и поваров. Габриель, облокотившись рядом на стойку, полирует столовое серебро.

– Знаю, что тебе нравилась Роуз, – говорит он мне шепотом, – но здесь, внизу, ее не очень любили. Она постоянно ко всем цеплялась.

Будто в подтверждение его последних слов, слышится пронзительный, чуть не переходящий в визг крик старшей поварихи: «Мой суп совсем остыл! А сейчас такой горячий, что есть невозможно!» Раздавшееся вслед за этим преувеличенное, несколько манерное фырканье, будто кто-то отплевывается, тонет в общем взрыве хохота.

Не буду врать, что меня это представление совсем не расстроило. Я часто видела, как Роуз срывала злобу на слугах, но на меня она ни разу даже голос не повысила. Там, среди шприцев, понурых Комендантов и опасных Распорядителей, она была моим единственным другом.

И все же я ничего не говорю. Дружба с Роуз – мое личное дело. Ни один из тех, кто сейчас над ней смеется, все равно ничего бы не понял. Отщипываю по виноградинке от кисти и, повертев их немного в пальцах, кладу обратно в миску. Габриель то и дело посматривает на меня, не прерывая своего занятия. Какое-то время мы молчим, пока остальная кухня полнится звонким щебетом голосов, и кажется, что весь этот гомон раздается откуда-то издалека. А наверху, в своей спальне, лежит мертвая Роуз.

– Она постоянно сосала леденцы, – рассеянно вспоминаю я. – От них еще язык красится.

– Это Джун Бинз, – объясняет Габриель.

– А они еще остались?

– Конечно, у нас их тонны. Я заказывал их для нее целыми ящиками. Вот…

Я следую за ним в кладовую, которая расположена между встроенным холодильником и длинным рядом кухонных плит. Внутри обнаруживаются деревянные ящики, переполненные леденцами в блестящих разноцветных обертках. Вдыхаю их сладкий аромат с ноткой искусственных красителей. Роуз заказала их, и вот теперь они ждут, чтобы их насыпали в ее хрустальную вазочку и принялись смаковать.

Должно быть, выражение моего лица столь красноречиво, что Габриель уже протягивает мне бумажный пакетик с леденцами.

– Бери, сколько хочешь. Их все равно никто есть не будет.

– Спасибо, – благодарю его я.

– Эй, блондиночка, – окликает меня старшая повариха.

Она из первого поколения. Ее сальные, начинающие седеть волосы собраны в пучок.

– Не пора ли тебе наверх, пока твой муженек не нашел тебя здесь?

– Нет, – отвечаю я. – Он даже не узнает, что я сюда спускалась. Он в мою сторону и не смотрит.

– Еще как смотрит, – вдруг подает голос Габриель.

В недоумении оборачиваюсь к нему, но взгляд его голубых глаз уже направлен не на меня, а куда-то в сторону.

Один из поваров открывает дверь и выплескивает на улицу кастрюлю воды – раковину заняла старшая повариха. Она что-то бормочет себе под нос. Порыв холодного ветра отбрасывает с моего лица волосы, перед глазами вспыхивает синь неба и зелень травы. Здесь нет никаких замков, нет магнитных карточек. Вот почему женам не разрешается покидать свой этаж: не весь особняк превращен в тюрьму.

– Ты бываешь на улице? – спрашиваю я Габриеля вполголоса.

На его лице появляется грустная улыбка.

– Только когда работаю в саду или помогаю разгружать машины с провизией. Ничего интересного.

– А что там?

– Бескрайние просторы, – отвечает он с коротким смешком. – Сады. Поле для гольфа. Может, еще что-нибудь. Я никогда не руководил садовыми работами, так что точно не знаю. Сам не видел, где это все заканчивается.

– Ничего, кроме кучи неприятностей, тебя там не ждет, блондиночка, – вмешивается старшая повариха. – Отправляйся-ка наверх, к себе в спаленку. Там тебе самое место. Будешь нежиться на атласных простынках и красить себе коготки. Ну-ка, пошевеливайся! Пока нам тут всем за тебя не попало.

– Пойдем, – говорит Габриель. – Я отведу тебя наверх.

Вернувшись к себе на этаж, обнаруживаю, что дверь в комнату Роуз заперта, все слуги разошлись. В коридоре сидит Сесилия. Она совсем одна. Между ее пальцами натянута пряжа. Она тихонько напевает, играя в какую-то незнакомую мне игру. Но стоит мне выйти из лифта, она замолкает. Все время, пока я иду по коридору в свою комнату, она не спускает с меня глаз.