Елена Саринова - Евсения. Лесными тропками

Ночь давно откатилась луной в другую половину невыносимо звездного неба. И сейчас, сидя на крыльце, выходящем в сад, где мирно трещали сверчки, а за спиной, в кухне переливалось тремя голосами задушевное пение, с трудом верилось в оставленное далеко-далеко отсюда обшарпанное крыльцо каталажки, и в заросший бурьяном двор посреди заброшенной деревни. Да вообще в прошлое мое "заповедное" верилось с большой натяжкой. Одна лишь Адона вспоминалась прекрасно. И от этого тоже хотелось, не то петь, не то плакать.

- Свида, а вот эту знаешь?

Как провожала меня мать,

Давай падать, умолять:

Честь младую береги...

- А то! Только у нас ее по-иному поют:

Как провожала меня мать,

Принялася наставлять:

Честь девичью береги,

Но, от счастья не беги.

- Кх-хе... А про желанный колодец?..

- Евся?

- Что, Любонь?

Подруга моя, замерев у самой кромки ступени, с душой потянулась:

- О-ой, и хорошо то как... А ты чего здесь одна сидишь? Где Стах?

- Они с Тишком лошадей проверяют и, наверное, улицу заодно... Любонь, как-то, все ж, неловко, что мы таким табуном к твоей тетке завалились.

- Да брось, - хлопнулась та рядом со мной. - Тетка Свида у меня выдающаяся. А про ее дом я тебе уже говорила - мы ее нисколько в нем не стесним, одну то на двух этажах. Тем более, всего на ночку. Да она, как узнала, что я от Ольбега сбежала, на радостях, и на год бы всех оставила. Ты ж сама-то слыхала?

- Ага, - вспомнила я "радостные" обороты этой, действительно, "выдающейся" со всех сторон женщины.

Хран только крякнул тогда в восхищении (в середине и в конце), а Стах согласно покачал головой. Меня же она, после знакомства, просто сгребла в охапку, а потом, обозвав "стрекозой", вдруг прослезилась. Не то, от гордости за свою отважную племянницу, не то, от жалости ко мне, по сравнению с женщинами их рода, явно "задохлой". И один лишь бесенок, перекинутый теперь в серого кобеля, остался не у дел. Если, конечно, не брать в расчет тот бараний мосол, который ему тетка Свида с крыльца кинула. Ну, ничего, я этот "моральный ущерб" умыкнутыми со стола пирогами восполнила чуть позже, но, с лихвой. Да и Стах от себя тоже, по-моему, кое-что добавил... И Любоня... Да и Хран пару раз от застолья отлучался... Бедный Тишок...

- Евся, я знаешь, что сейчас подумала?

- Нет. Но, надеюсь, через долечку узнаю, - обхватила я Любоню руками за плечи.

- Помнишь, мы с тобой вот так же сидели на том бревне, за нашим огородом? Только я тогда в венке была из одуванов и вся зареванная. Помнишь?

- Ага. Вспоминаю. Правда, уже с трудом.

- Вот и у меня такое же чувство, будто целая жизнь прошла, - вздохнула Любоня. - Но, я не про то... Ты тогда сказала, что, мы с тобой - подруги на всю жизнь и друг без друга, никуда. А я ведь чуть потом не уехала. Даже, не попрощавшись. А все из-за трусости своей.

- Любонь, это ты то - трусиха? - отстранилась я от девушки. - Да я как вспомню тебя со сковородой... Ух-х, самой страшно.

- Так-то - позже. После всего, что с нами произошло, - расплылась, вдруг, подруга. - Это теперь я другой стала. И ты знаешь, что? - развернулась она ко мне. - Я решила, что буду с тобой... с вами до самого конца. И пока мы от этой подковы важной не избавимся ты от меня тоже. Так и знай.

- Любоня, ты чего? Да я сама не ведаю, как в Тинарру попаду без паспорта и... вообще. А ты ведь теперь дома. Да и что твоя тетка на такое скажет? Ведь это уже - заграница.

- А ей и знать не обязательно. Я отныне сама своей судьбой распоряжаюсь, - вздернула носик Любоня. - Или ты боишься, что жених твой будет против таких гостей?

- Жених ее против не будет. Наоборот, почтет за честь, - качнулся к нам из темени мужской силуэт и замер напротив. - Здесь другая проблема, Любоня, и ты должна о ней знать - наш маршрут.

- Что, опять тропками? - авторитетно скривилась подружка.

- Угу. Еще какими. Думаю, до гор - на лошадях, а там, через пещерный город перейдем на ту сторону. Но, надо будет еще с Храном переговорить. Он в этом деле гораздо опытнее меня, - почесав нос, шлепнулся с другой от меня стороны Стах.

- А что за пещерный город?

- Старое кентаврийское поселение. Здесь же раньше их земли были. Это позже кентавры за Рудные горы ушли, и дома строить начали. Так что, любимая, прогуляемся с тобой познавательно - я сам в тех местах ни разу не был.

- И вы думаете, я такое пропущу? - перегнулась к нам возмущенная Любоня.

- Госпожа души моей, я бы этого не пережил... И-ик.

Он бы этого не пережил. А я вот глубоко задумалась. Ведь с одной стороны, такие "познавательные прогулки" сами по себе, уже - государственное преступление. А с другой... Она ж - моя любимая подруга, за которую я сейчас "цепляюсь", как за последний признак всего самого лучшего, что когда-то в моей прежней жизни было. И по-моему, это... взаимно.

- Любонь, я очень-очень рада такому твоему решению. Но, все ж, подумай хоро...

- А что тут думать то? Госпожа души моей, это - для тебя, - развернулись мы к "кобелю", но даже рты раскрыть не успели, как тот, вдруг, писклявым голосом затянул. -

Ой, не плачь ты, девка, о своей судьбе.

Чай, еще отыщешь ты хомут себе.

И еще лихого подкуешь коня.

Если не потушишь ты любви огня... О-ох...

- Стах, это ты его напоил? - в наступившей за нашими спинами тишине испуганно прошипела я.

- Не-ет. То есть, я, но, совсем...

Ба-бах!

- Та-ак... Кто сейчас пел?

- Я... горло прочищал.

- Нет, это я. И я ведь предупреждала, что петь не...

- Тетушка, то я горланила.

- Свида, да он...

- Да вы что?! - громыхнуло теперь прямо над нашими макушками. - Ну, так... Пел с душой, бесово семя. Молодец. Однако в дом даже не думай, хотя, во дворе можешь носиться без опаски. Ибо, как изрекает мой знакомый маг Абсентус: "Самое большое зло в мире рогов не носит, а носит ангельскую улыбку". Вы меня хорошо расслышали? Все?

- Ага.

- То-то же. А теперь встали и пошли за мной. У меня тост будет.

- И-ик...

Да-а... А до меня, вдруг, в этот момент, внезапно дошло одно очень простое, но, важное понимание: "Это - мой мир. Мир, где к магии относятся, как к части жизни. Где есть место и настоящей дружбе и любви. Где тебя принимают таким, какой ты есть. И пусть, он пока совсем мне незнакомый, этот "новый мир". Но, он уже целиком и полностью - мой":

- Дорогие мои, - сгребла я под руки и подругу и Стаха. - И как же я вас... люблю. И тебя, кобелиный певец, люблю. И все-все-все вокруг тоже люблю. И даже незнакомую Тинарру. И как же это замечательно - просто жить и любить.

- Евсения, а вот тебя кто... напоил? И пойдемте ко обратно, за стол...

Город Медянск просыпался рано. Используя для данной цели вместо привычных в деревнях петухов, новомодные будильники или просто церковные колокола. И когда я спросонья расслышала этот, плывущий над улицами и садами перезвон, то от удивления подорвалась с кровати к окну, а распахнув его, замерла, прислушиваясь сквозь рассветное, пока еще тихое птичье чириканье в садовой листве: