Анна Алмазная - Александр

Людей в деревне было так много, что я не сразу заметила того, кого жаждала увидеть больше всех. Он стоял чуть поодаль от меня, прямо за синеглазым парнем, успокаивающем в моем предыдущем сне ревущего по поводу исчезновения лужи мальчика. С другой стороны от моего любимого я увидела девицу. Ту самую, что давеча разбила кувшин. Девица имела красноватый цвет лица и прижимаясь к моему любимому, не спускала испуганного взгляда с приезжих. Чего она так боится? Может, в этой деревне, как и в средневековье, крестьянки обязаны возлежать с почетными гостями?

Представление началось. Жрец, почему-то оказавшись сразу в шеренге приезжих самым главным, выступил вперед и начал медленно идти вдоль крестьян, вглядываясь поочередно в каждое лицо. Странным был этот взгляд: он выворачивал душу, но захры встречали его смело, с затаенной надеждой, и когда жрец медленно проходил мимо, они как-то сжимались, словно теряя внутреннюю силу.

Жрец вдруг остановился возле знакомого мне синеглазого юноши. Тот заметно побледнел под взглядом хитроватых глаз, жрец крякнул, вытер со лба пот и махнул рукой. Юноша побледнел еще больше, его соседи бросили на хрупкую фигуру красноречиво ненавидящие взгляды и синеглазый, еще более теперь походивший на мальчишку, чем ранее, сделал шаг вперед, отойдя чуть в сторону от шеренги. По взглядам крестьян было видно, что мальчишка отличился, только вот чем - мне понять в тот момент было не дано.

Но вот жрец остановился перед моим Захром. Тот, как и былой мальчишка, не казался смущенным, на жреца смотрел так дерзко и надменно, что один только этот взгляд заставил щеки поэта стать еще бледнее. Будто тому влепили пощечину за очередной плохой стих. Моему же захру было все равно, и это безразличие к чинам одновременно и радовало, и огорчало меня.

Он и в самом деле был красив в этот момент, мой возлюбленный: тщательно вымытые волосы гладил легкий ветерок, одежда, такая бедная и захламленная, сидела на нем, как на принце, спина была выпрямлена и, на его несчастье, он был на голову выше приехавшего жреца. В своих роскошных одеждах коротышка казался перед ним слугой, мерзким рабом, и поэт иронично улыбнулся, - как и я, он догадывался, что именно гордость моего захра его и погубит. Нельзя давать наделенному властью человеку повод заподозрить, что он хуже своего подчиненного.

Но жреца, видимо, гордость деревенского юноши не оскорбила. Он вновь махнул рукой, и поэт побледнел до сероты, в глазах Захра вспыхнуло удивление, девица оторвалась от него, как от зачумленного, и мой милый уверенно вышел из шеренги, явно намереваясь встать рядом с уже выбранным юношей.

- Погоди, - остановил его жрец. - Я тебя здесь раньше не видел. Ты новенький?

- Да, господин, я уроженец Милинии и прибыл сюда недавно.

Воин в красном немного поерзал за спиной своего спутника. Затянувшийся осмотр ему явно не нравился. Еще больше не нравился начавшийся разговор. Его ерзанье мешало мне слушать, вызывая раздражение - если не интересно, пусть валит к своему братику... стишки обсуждать

- Почему ты пришел в эту деревню, а не ко мне? - спросил, тем временем, жрец.

- Я не знаком с обычаями вашей страны, господин.

- Но тебе же должны были объяснить, - при этом жрец бросил взгляд на поэта.

Ничего хорошего в этом взгляде не было. Воин начал ерзать еще больше и у меня возникло подозрение, что он подцепил от одного из крестьян или этого подобия лошади кое-кого маленького и рыженького, и этот рыженький как раз укусил за ненужное место. Не мешай людям слушать!

Воин, словно услышав, на время успокоился. Жрец, тем временем, продолжал расспрос. Мой милый стал выглядеть несколько менее уверенно: жрец знал свою работу, из низенького коротышки, стоявшего перед стройным красавцем, он внезапно превратился в учителя, отчитывавшего школьника:

- Тебе ведь разъяснили закон? Почему ты не появился перед Советом?

- Меня устраивало мое положение.

- Тебя устраивало положение захра в этой деревне? - искренне удивился жрец, и поэт слегка расслабился. Как и воин. Видимо, наказание отменялось.

Зато напряглась я. Только теперь до меня дошло, что в этом мире захр означает то же, что и раб. А мой милый, оказывается, не только раб, но и герой - поэта подставлять не стал. А ведь поэт не оценит. Поэт окинет захра презрительным взглядом и пойдет бедокурить дальше. На таких хорошее не действует, а вот взбучка подействовала бы, да еще как! И поэт пойдет взлетать выше, его наглость, самомнение, и аппетит к власти будут расти, пока он эту взбучку все же не получит. Но тогда будет больнее, так что милый прав... Лучшей мести не придумаешь.

- Я не боюсь тяжелой работы, а люди везде одинаковы, - ответил мой красавец, и я почувствовала за него гордость. Хороший ответ. Воин вновь начал ерзать и мешать мне слушать.

- Что вы умеете делать? - спросил жрец.

- Я не умею многого, мой господин. В совершенстве владею оружием, языками вашей страны и Малинии, немного разбираюсь в магии, имею представление об искусстве общения с людьми. Боюсь, мои знания этим и ограничиваются.

- Жрецу ты об этом рассказал? - недовольно спросил жрец.

- Да.

Белый усмехнулся, воин, покраснев, красноречиво посмотрел на брата, и я поняла, что ошиблась. Не знаю почему, но поэту попадет. От двух сразу.

- Давно ты здесь? - продолжал спрашивать старший жрец.

- С полгода.

- Как тебя зовут?

- Скадал, мой господин, но здешний народ переделал мое имя в короткое Дал.

- Ты непрост, Дал, очень непрост, - заключил жрец. - Но это, к счастью уже не мои проблемы. Вместе с мальчишкой я перешлю тебя в столицу и поставлю перед Советом. Ради твоего же блага, не будь столь же безразличен к своей судьбе, каким ты оказался здесь. Или вернешься в деревню.

- Как скажешь, господин, - иронично ответил Дал.

Жрец окинул его последним внимательным взглядом и вновь двинулся вдоль шеренги захров. Когда он достиг конца, старейшина слегка расслабился, вытирая со лба выступивший пот. Наверняка подумывал, что эти двое на всю деревню - не так уж и плохо. Еще дешево отделался.

Я оглянулась и жадно посмотрела на стоявшего чуть поодаль Дала. Я упивалась в это мгновение своей любовью, возможностью стоять к нему так близко, как сейчас, и при этом не быть замеченной. Сейчас мне хватило и его вида, его потухших глаз, его скрещенных на груди рук. Мне хватало его дыхания, его равнодушия к внешнему миру, и даже жрец-поэт с его судьбой отошли на второй план. Дал... "

Мои руки застыли над клавишами. Почувствовав, что плачу, я встала и, шатаясь, прошла на кухню. Хотелось выпить, но нечего. Хотелось залезть на стенку, но стенка гладкая. Хотелось биться головой о кирпичи, но соседка проснется. Поэтому я просто села на пол, оперлась спиной о дверь в ванную и тихо заплакала, вернее, завыла от боли. Полчаса вытья не помогли. Задремал компьютер, за стенкой что-то сказала соседка, сверху кто-то неумело заиграл на гитаре, и я почему-то вспомнила о теплом взгляде Александра. Хороший знак.