Дж. Уорд - Восторг

Целуя Мэлс, он добрался до пуговиц на ее шелковой блузке и расстегнул их, одну за другой, тонкая ткань открывала еще более нежную кожу… и накрытую хлопком грудь, которая свела его с ума. Боже, всего этого уже слишком много, звук их сливающихся губ, затрудненное дыхание, шорох одежды… вид Мэлс. А также то, как она двигалась рядом с ним, ее тело волнами касалось его, то грудью, то бедрами.

Матиас хотел покрыть поцелуями все ее тело, и это произойдет прямо сейчас… он начнет с ее горла. Прокладывая свой путь по гладкой шее к ее ключице, он поднял руку, положив ее прямо под грудь Мэлс, проведя большим пальцем по краю бюстгальтера.

Он хотел немного ее подразнить… но не вышло.

– О, Боже, да… – произнесла Мэлс, когда он подключил к действию руки.

При звуке ее стонов Матиасу пришлось остановиться и собраться, уткнувшись ей в волосы, пытаясь обрести контроль: нужда поглотить ее была столь сильной, что его немного трясло, ведь он не знал себя достаточно хорошо, чтобы быть уверенным, что не навредит ей.

Однако отступать поздно.

Бюстгальтер был снят в следующее мгновение: расстегнув застежку спереди, Матиас уставился на розовые соски и бледные изгибы.

Он зарычал. По крайней мере, предположил, что этот звук шел от него.

Либо так, либо в номер каким-то образом забралась пума.

Матиас опустил голову и втянул ее сосок в рот, обводя его языком, лаская, облизывая. Он не оставил без внимания второй, просто не мог – его пальцы сжали, а затем ущипнули напряженную вершинку, говоря ей чуть подождать, что скоро он ей займется…

Внезапный укол в шее означал, что Мэлс вонзила в него ногти, и вдруг ее бедра вошли в раж, будто это лоно управляло движениями, а не разум… и оно определяло ее как женщину, хотевшую того, что он мог дать ей.

Или, скорее, хотевшую того, что он дал бы ей, если б мог.

Дерьмо.

Мэлс подталкивала и терлась о его пах, но вопреки жару, разлившемуся в его крови, его тело не могло ответить чисто мужской реакцией. Не было ни твердого возбуждения, чтобы войти в нее, ни эрекции, за которую она могла бы схватиться, ни толстого члена, вокруг которого она могла сомкнуть губы, дабы отплатить за то, что он сделает в ближайшую минуту или две.

Когда сокрушительная горечь нахлынула на него, грозясь резко закончить происходящее, одного лишь стона Мэлс хватило, дабы вернуть Матиаса к действию: ничего из этого не имело значения. Он только хотел, чтобы ей было хорошо, поэтому в критический момент – когда ей захочется полного соития – ему придется проявить изобретательность.

Подняв голову, он всмотрелся в ее раскрасневшееся лицо и дикие глаза. Ее волнистые волосы разметались по подушке, а щеки приобрели цвет костюма Санты.

Боже, она была невероятна.

Не разрывая зрительного контакта, он оторвался от Мэлс, чтобы опуститься меж ее раздвинутых ног. И в течение этой паузы, прежде чем все стало действительно серьезно, Матиас представил себя, каким он был раньше, сильным, властным, тело могло доминировать, как и его воля.

И прямо сейчас он был рад, что остался в майке. И он чувствовал себя… настоящим везунчиком.

У нее было все, у него – ничего. Но она все равно хотела его.

В этот момент он понял, что влюбился в нее.

Перемена в его сердце и душе не имела смысла, и все же эмоциональная логика была такой убедительной, в центре груди разливалась теплота, которой не было там раньше: Матиас знал, хоть и без подробностей, что провел всю жизнь, погрязнув в запутанной жестокости, но вот он здесь, обнажен перед Мэлс, несмотря на одежду, его приняли за внутренний мир, а не за то, как он не выглядел и что не мог сделать.

Откровение изменило его внутри, заставляя действовать медленнее, а не в спешке, в которой он взялся за Мэлс.

Теперь Матиас двигался сознательно, направляясь к пуговице и молнии на ее брюках, расстегивая их, не торопясь. Распахнув ширинку, он наклонился и поцеловал нижнюю часть ее живота, ниже пупка, но выше ее разумных, невероятно эротичных бикини.

Кому нужны эти вычурные кружева и шелковая дребедень? Его устраивал простой хлопок, пока именно она носила его.

Боже, ему хотелось ласкать ее языком сквозь чертову ткань.

– Я собираюсь раздеть тебя, – сказал он голосом, пропитанным сексом.

С очередным сводящим с ума стоном, Мэлс склонила голову набок и наблюдала, как он снимает то, что накрывало нижнюю часть ее тела, и поднесла руку ко рту.

Матиас вложил пальцы Мэлс меж ее губ.

– Оближи их для меня… о, черт, да…

Мэлс сделала так, как он сказал, ее щеки втянулись, когда она повиновалась, а затем между указательным и средним пальцами показался ее язык, а потом костяшки вновь исчезли из виду.

– Нравится? – спросила она, вынув их.

Ему пришлось закрыть глаза. Либо так, либо полный нокаут… потому что он мог думать только о своем члене в этой влажной, теплой хватке, о ней у своих бедер, ее голове, двигающейся взад-вперед, в то время как этот процесс окутал его.

– Ты прекрасна, – прорычал он, перебросив ее штаны через плечо.

Пора приниматься за дело.

Его губы задержались на верхнем краю ее трусиков, прокладывая дорожку к бедру, за ртом следовали пальцы, касаясь легко, ласково. Добравшись до бока, он снял хлопок с ее тела, стягивая по ее длинным ногам.

Он своим ртом занялся с ней любовью.

Лучший сексуальный опыт в его жизни. Все внимание уделялось ей: тому, что она чувствовала, что ей нравилось, насколько далеко он мог завести ее прежде, чем дать ей кончить… и это было поразительно. У него также не было намерения останавливаться в скором времени. Ладонями Матиас поднял ее бедра и наклонил их, вытянувшись, готовый оставаться в таком положении вечно.

И ведь он все-таки мог войти в нее.

Высунув язык, он ритмично проникал в ее тело, чередуя волны с большими глотками, щекочущими вершину ее лона. Быстрее. Глубже. Сильнее. Он хотел, чтобы она кончала на него снова и снова, продолжала достигать пика на его губах, вырывалась и с огнем в глазах возвращалась на землю до конца их естественной жизни.

– Дай мне, что я хочу, – сказал он. – Дай то, что мне нужно…

Положив пальцы к себе в рот, Матиас облизал их и погрузил в нее, и, боже, это было замечательно. Особенно когда Мэлс достигла оргазма, пульсация сжала что-то, что, казалось, растеклось по нему, будто он кончал вместе с ней.

Когда все закончилось, он остановился, чтобы перевести дыхание, Мэлс лежала на кровати в великолепном забвении, грудь вздымалась, тело совершенно расслаблено, кожа залита краской.

Она оправилась не сразу. Мэлс даже пыталась заговорить пару раз, но не смогла.

Любой парень почувствовал бы себя мужчиной.

– Это было… невероятно.

Мэлс, скорее, промурлыкала эти слова, нежели сказала, и это было просто великолепно.