Дж. Уорд - Восторг

Она повесила трубку и положила мобильный рядом с брезентовой сумкой с надписью «Go Organic!».

– Мэлс, что не так?

Мэлс откинулась на спинку, и вспомнила, как отец делал точно так же. Стул всегда скрипел под его весом, но с ней он не издал ни звука.

– Могу я задать тебе очень странный вопрос? – сказала она матери. – И, пожалуйста, знай, что я не хочу тебя обидеть.

Ее мама медленно села рядом.

– Конечно.

– Помнишь, когда папа все еще был с нами… как он сидел здесь и оплачивал счета? – Мэлс постучала по деревянной поверхности перед собой. – А перед ним лежала открытая чековая книжка, большая, с тремя чеками на странице? Он сидел здесь и выписывал чеки, клал их в конверты и записывал все в журнал учета.

– О, да, – грустно произнесла ее мама. – Каждый месяц. Как часы.

– Он надевал очки для чтения… они съезжали к кончику носа и чертовски его раздражали. И все это время он щурился, будто пальцы его ног были зажаты в тиски.

– Он ненавидел это дело… но всегда доводил его до конца. Каждый месяц.

Мэлс прокашлялась.

– Как ты… то есть, теперь ты платишь по счетам. Но где? Когда? Я ни разу не видела, чтобы ты выписывала чек.

Ее мама чуть улыбнулась.

– Твой отец хотел все делать вручную. Он не доверял банкам… всегда думала, что ежемесячный ритуал был физическим выражением его недоверия к «Первому национальному банку и Трастовому фонду». Я не такая. Все от платы за машину до счетов за электричество и страховки автоматически снимается со счета. Мои счета связаны онлайн… я проверяю их раз в неделю и таким образом все отслеживаю. Штампы, бумажная работа и визиты на почту не нужны. Так более эффективно.

Мэлс почувствовала, как ее пронзило удивление… но, ладно. Ее мама давно не ребенок.

– А что насчет… ну, работ на лужайке? Обычно папа подстригал газон, кто занимается этим сейчас?

– Сразу после его смерти я спросила соседей о том, как они решают эту проблему. У кого-то за двориком ухаживают мужья или сыновья, но, очевидно, для меня это не было вариантом. Попробовала сама, но это уйма работы, и я решила, что лучше кому-нибудь заплатить. Я обратилась в профессиональную службу, потому что не хочу каждую неделю волноваться о том, займется ли кто-то газоном… к тому же они убираются осенью и весной. Мэлс, тебя что-то беспокоит?

– Да, вообще-то. – Она вновь провела рукой по столу, по тому месту, где отец по-своему решал эти вопросы. – Я… меня беспокоит, что я провела последние несколько лет, пытаясь быть для тебя папой, и у меня не только не получилось… я во многом тебя не поддерживала. А ты смогла хорошо позаботиться о себе.

Повисло долгое молчание.

– Знаешь, я гадала, – пробормотала ее мама, – почему ты осталась. Ты была здесь так несчастна… и очевидно, что ты на меня обижена.

– В этом нет твоей вины…это все я, только я. – Мэлс постучала по столу. – Я просто… он бы хотел, чтобы я присматривала за тобой. Или кто-то еще.

– Так на него похоже. – Она медленно покачала головой. – Он всегда был старомоден, настоящий мужчина с очень традиционными ценностями. Я любила его, поэтому позволила ему любить меня так, как он считал правильным.

– Но тебе это не было нужно, не так ли.

– Мне был нужен он. Я была очень счастлива с ним, – сказала ее мама с грустью в глазах. – Он принадлежал к тому типу мужчин, кто должен все контролировать, и я вышла за него и родила тебя, когда была молода. Но я выросла.

– С этим были… проблемы? – Боже, такой личный разговор.

Наступила долгая тишина.

– Я любила его, он – меня… и в итоге ничто этого не меняло.

– Мне так жаль.

– О чем?

– Что он умер и оставил тебя одну.

– Я не одна. У меня жизнь, полная друзей и любимых дел. И что волновало меня больше всего, так то, что это не происходит с тобой. Настало время тебе заниматься тем, чем хочешь, преуспеть в своем деле, избрать собственный путь. Именно так я поступила с твоим отцом… и была рада, что не колебалась, потому что мы с ним прожили почти тридцать счастливых лет. Ты заслуживаешь того же счастья, кого или что бы ты не любила, или где.

На глаза навернулись слезы.

– Не знаю, почему я поняла это только сейчас. Я журналист… должна была разобраться в основах своей жизни.

– Вещи не всегда так просты и понятны. – Ее мама протянула руку и накрыла ею ладонь Мэлс. – Последние несколько лет были очень тяжелыми. Но я строю свое место в этом мире… и думаю, тебе следует поступить так же.

– Ты, безусловно, права. – Мэлс смахнула слезы со щек и чуть засмеялась. – Знаешь, над чем я работала эти несколько месяцев?

– Расскажи.

– Статья о пропавших людях. Я ничего не узнала… просидев много часов за столом, глядя на статистику, выискивая источники, анализируя и пересматривая все, я приблизилась к сути не больше, чем другие журналисты.

– Может, однажды ты найдешь ответы?

Мэлс встретила взгляд матери.

– Думаю, вместо этого мне стоило посмотреть в зеркало. Это прозвучит странно, но… с тех пор, как он умер, я потерялась в собственной жизни. Не знаю, есть ли в этом смысл?

– Конечно. Вы были как две капли воды… уверена, ты это знаешь, но он очень гордился тобой.

– Забавно… в детстве я всегда гадала, предпочел бы он мне сына.

– О, нет, что ты. Он хотел тебя. Он часто говорил, что ты была для него идеальным ребенком. Ты делала его гордым и счастливым, как никто другой, и это одна из главных вещей, за что я любила его. Связь между отцом и дочерью так важна, я знаю. Я была папенькиной дочкой… и хотела для тебя того же, что у вас с ним и было. Я жалею лишь о том, что вам не было отведено больше времени.

– Боже, мам, я люблю тебя. – Мэлс вскочила со стула и подошла к матери. Упав на колени, она обняла женщину. – Я так сильно тебя люблю.

Почувствовав, что ее обняли в ответ, Мэлс подумала, что изо всех дней, когда она нуждалась в этом, сегодня – самый подходящий.

Находясь в залитой солнечным светом кухне, в объятиях матери, Мэлс и подумать не могла, что поймет, осознает, что отец был не единственным замечательным человеком в семье – и у нее возникло ужасное чувство, что если бы он не умер, этот момент мог никогда не наступить.

Как здесь не задуматься о том, что Господь не закрывает дверь, не открыв при этом окно.

Мэлс отстранилась и вновь вытерла под глазами.

– Что ж. Ну и дела.

– Твой отец так говорил, – улыбнулась ее мама.

– Он был добр к тебе так же, как и ко мне?

– Был таким же прекрасным человеком. Твой отец – один на миллион, и его смерть этого не изменила. Никогда не изменит.

Мэлс встала на ноги.

– Я, эм, недавно сварила кофе. Хочешь?

– Да, пожалуйста.

Развернувшись к кофеварке и конторке, Мэлс подумала, что, по крайней мере, не все потеряно. Как бы она ни сокрушалась о Матиасе, это предоставило ей толику мира.