Шарлотта Физерстоун - Похоть

Зависнув над своей добродетелью, Киан с интересом изучал ее внешность. Мерси не относилась к типажу, который обычно привлекал его. Грехом Киана была зависть. И разумеется, его привлекали более опытные женщины, умевшие наслаждаться самыми темными сторонами страсти. Киану требовалось успокоить бурливший в душе гнев, хоть на время почувствовать облегчение от ноющей боли, которой изводила его зависть. Но было в неискушенной Мерси нечто, привлекавшее неблагого мужчину-фею. Возможно, ее доброта. И вероятно, тот факт, что Мерси, с этими светлыми волосами и голубыми глазами, была удивительно красива. Или, быть может, его манила ее соблазнительная фигура, так будоражившая его. В этом отношении она определенно отличалась избытком чувственного очарования. В сущности, всех четырех сестер Леннокс природа одарила роскошными телами, словно специально созданными для того, чтобы подстрекать всевозможные грехи.

А возможно, Киана привлекал тот простой факт, что Мерси принадлежала ему, только ему. Он мог обладать ею, заявлять на нее свои права. Забрать ее к своему двору. Скрыть ее от чужих любопытных глаз.

Киан думал о том, чтобы спрятать Мерси, и зависть, казалось, снова вернулась. Он представлял ту, что ниспослана ему самой судьбой, с другим, с кем-нибудь из этих благих ублюдков, которые парили над ней и ее сестрами во время приема в саду. Стоило вообразить нечто подобное, как зависть мгновенно зашевелилась внутри, заставляя тело дрожать.

Киан не нравился себе в те моменты, когда его грех вырывался наружу. Он становился жестоким. Властным. Ревность толкала его на множество глупостей. Он не мог вынести и мысли о том, что причинит вред этому невинному агнцу.

— Киан…

Он услышал свое имя, произнесенное еле слышным голосом Мерси, и грех медленно отступил, позволяя ему смотреть на суженую своими собственными глазами, а не сквозь зеленую дымку зависти.

Киан медленно обрел собственный облик и, подойдя к Мерси сзади, заглянул через ее плечо. Заметив отражение в воде, пристально смотрящее на нее, девушка задохнулась от волнения и обернулась.

— Как вы нашли меня?

Он коснулся ее щеки и поймал пальцами распущенные локоны, раздувавшиеся на ветру.

— Я мог бы найти вас везде.

Мерси улыбнулась, и нежный румянец выступил на ее щеках. Будь она любой другой женщиной, Киан схватил бы ее в охапку и отнес в какое-нибудь тихое, уединенное местечко, где смог бы вдоволь налюбоваться и насладиться ею.

Из глубины дома вдруг раздался топот, оповещавший Киана о том, что он привлек внимание стражи, которую благие выставили против него и его собратьев. Киан остался бы здесь и боролся, если бы только мог. По крайней мере, теперь он знал, где охрана давала слабину. Сильнее всего благие были ближе к дому. Сад, хотя и считался защищенным, сторожили не так внимательно, и это позволило Киану провести несколько минут со своей добродетелью.

— Я должна идти.

— Подождите.

Он бросился к Мерси и, приподняв, крепко прижал ее к себе. Собственнический жар хлынул в его кровь, и Киан неистово поймал ее губы своими. Мерси не знала, как целоваться, и этот факт странным образом обрадовал его.

— Где вы будете сегодня вечером?

— На маскараде. У Кармайклов, в Беркли-сквер.

Он успел снова поцеловать ее, как раз в тот самый момент, когда благие собирались выскочить из дома.

— Ждите меня.

А потом Киан исчез, обернувшись в тень. Он увидел, как лицо Мерси просияло улыбкой, а стража благих, изображавшая из себя лакеев, пулей вылетела из двери дома.

— Я буду ждать вас, — прошептала Мерси.

Поднявшись из ванны, Честити взяла полотенце из рук горничной. Отказавшись от помощи Энни, хозяйка сама досуха вытерла свое тело.

Сама не понимая почему, Честити хотела, чтобы служанка ушла. Объяснить это желание было невозможно.

— На этом все.

— Мисс? — отозвалась Энни, явно сбитая с толку.

— Мне бы хотелось несколько минут побыть одной, пожалуйста. Я позвоню, когда потребуется твоя помощь.

Горничная явно хотела продолжить свои недоуменные расспросы, но воздержалась от этого. С небольшим реверансом Энни удалилась, наконец-то оставив хозяйку одну.

Когда дверь, щелкнув, закрылась, Честити отбросила полотенце, направилась к креслу, стоявшему в углу комнаты, и протащила его через всю спальню.

Честити поставила кресло у туалетного столика, где на зеркальном подносе стоял золотисто-синий флакон с пульверизатором, от которого она никак не могла оторвать взгляд. Возникало необъяснимое чувство, будто сама жизнь говорит с ней с помощью заключенной в этот флакон прозрачной жидкости. Эти духи вызывали странные мысли. Заставляли делать странные вещи…

Взяв с подноса флакон, Честити подержала его в ладони, ощущая, как тепло обдает ее руку. Духи нагрел какой-то огонь? Или источником жара была сама ароматная влага?

— Посмотрите на себя.

Обнаженная, Честити опустилась в кресло перед большим зеркалом во весь рост. Она никогда пристально не рассматривала свое тело без одежды, но что-то — или кто-то — шепотом донес эту мысль до ее сознания, заставляя подчиниться.

Не в силах противиться желаниям своего тела, Честити обнаружила себя сидящей перед зеркалом. Собственное отражение, смотревшее на нее, казалось незнакомым, но все-таки пробуждавшим смутные воспоминания. Она не могла ни отвести взгляд, ни игнорировать тепло, исходившее от зажатого в ладони флакона.

— Покройте мной свое тело, — вдруг снова раздался этот голос, тот самый голос, заставлявший все внутри волнительно трепетать. Голос, который она не могла не замечать. Голос Тейна. — Пожалуйста, — молил он.

Вытянув пробку из флакона, Честити опустила этот остроконечный кусочек хрусталя в прозрачную жидкость и вдохнула аромат. Казалось, он менялся изо дня в день, в одно время источая запах изысканных цветов, а в другое — пикантных пряностей. Сегодня благоухание особенно поражало воображение — флакон распространял пьянящую, безрассудную смесь нот жасмина, нероли и розы, подогретых типично мужскими ароматами амбры, мускуса и мирры. Это была в высшей степени соблазнительная комбинация — успокаивающая, но и возбуждающая тоже.

Вдыхая аромат, Честити чувствовала, как постепенно обмякает, слабеет, как сознание окутывает приятный легкий туман, а тело, напротив, начинает пробуждаться.

Словно по своей собственной воле рука Честити вспорхнула к горлу, и влажный хрустальный колпачок духов поцеловал кожу. Кисть дрожала, и Честити, завороженная, наблюдала, как похожая на слезинку капелька ароматной жидкости падает с пробки и опускается на холмик груди, чтобы просочиться до ее верхушки, — это была та сама грудь, на которой Тейн оставил метку своим неистовым ртом.