Вирджиния Кантра - Бессмертное море

Она никогда не мечтала ни о чем подобном. Влага украсила ее ресницы бисером. Она чувствовала морскую воду на губах, как слезы или брызги. Соленая вода, источник жизни. Кит упал обратно в море в брызгах пены.

— О. — Она выкрикнула от потери. И тоски. Как если бы он услышал ее зов, холеная черная фигура выросла и стала кружить. Она наблюдала, как он плыл к лодке, глубоко и быстро. Она вздрогнула, крепко вцепившись в борта, когда кит скользнул под нос. Вода вскипела. Забурлила. И Морган появился из моря на другой стороне лодки.

Она посмотрела ему в глаза, золотые глаза, животные глаза, с широкими черными зрачками и без выражения. Ее сердце угрожало выпрыгнуть из груди, все, во что она верила, все, о чем она думала, что знала, внезапно перевернулось вверх ногами.

Его большие руки схватились за борт. Между его пальцами что-то мерцало, чистое и яркое как крылья насекомого. Она моргнула, и это исчезло. Он сутулился. В порыве воды размытым движением, он вошел в лодку. Она открыла и закрыла рот бесшумно.

«Как рыба», — подумала она и вздрогнула. — «Плохая аналогия» .

Морган сел на скамью напротив ее, его большие, квадратные колени выступали в ее пространство. Ручейки воды бежали по его гладкой коже.

— Ты в порядке.

Вопрос? Наблюдение? Или команда?

— Хорошо. Как… — начала она, ее внимание было приковано к его ногам, лодыжкам, ступням, пальцам. Пальцы. Между его суставами была слабая тесемка, переливающаяся всеми цветами радуги. О, Боже. Она посмотрела на его лицо. Откашлялась. — Как ты?

— Чувствую себя хорошо. Обычно, я не меняю формы так быстро. Опасность потери концентрации слишком велика. Но сегодня я чувствовал себя на якоре. Ты меня держала.

Она сглотнула.

— Это хорошо?

— Да.

— Тогда я рада.

Он изучал ее лицо.

— Ты — замечательная женщина.

— А ты… — Невозможный. Немыслимый. Нереальный.

— Тоже замечательный.

Она жаждала прикоснуться к нему, хотела почувствовать его твердую плоть. Его человеческую плоть. Она сильно сжала руки на коленях.

— Я думала, что у тебя будет хвост, — выпалила она.

— Прошу прощения.

— Ты сказал финфолк. Мерфолк. А в Копенгагене, та статуя, ты сказал… — Она уже не могла вспомнить точно, что он сказал у статуи Русалочки годы назад. — Так или иначе, я думала… — Она жестом показала на его ноги, закованные в мокрые черные джинсы. Избегая смотреть на его ноги.

— А. Нет. Каждый принимает решение быть одним или другим, человеком на земле или существом моря, — объяснил он терпеливо. — В одно и то же время быть в двух формах означает отсутствие контроля. Я выбрал формы наиболее приемлемые для тебя.

— Флиппер, — сказала она, едва различимой горечью в голосе.

Он сузил глаза.

— Дельфины и киты были когда-то наземными млекопитающими. Ближайшие к человеку существа моря.

Она прокрутила его слова в голове, как ребенок, собирающий паззл, пытаясь, чтобы все встало на свои места.

— Что?

— Несколько эр назад, они оставили землю ради океана. Я думал, что это могло бы помочь тебе понять это. Чтобы увидеть их выбор как правильный и естественный.

Ее зрачки сузились. Ее материнские инстинкты проснулись. Она выпрямилась на узком месте.

— Зак — не дельфин. Он — пятнадцатилетний мальчик.

— Уже прошла его первая Перемена.

— Ты не можешь этого знать.

Все в ней отклоняло то, что он говорил. Они говорили о ее ребенке, ее первенце. Но кусочки вставали на свои места.

— Я видел. Я видел его прошлой ночью. Элизабет. — В его голосе слышалось сострадание. — А как ты думаешь, откуда он достал лобстеров?

О, Боже.

Ее лицо было жестким.

— Я думала, что он с трудом приспосабливается к изменениям.

— Так и есть.

Она была слишком расстроена, чтобы оценить его иронию.

На расстоянии, раннее судно по ловле омаров отправилось домой, двигатель пыхтел, когда судно шло по воде. Мысли Лиз вращались, выбирая и отвергая воспоминания, проверяя части паззла.

— Консультант сказал, что все хорошо. «Настолько, насколько может ожидаться». — Она прикусила губу, маленькая боль отвлекала ее от боли в сердце. — Но спустя приблизительно шесть месяцев после того, как умер Бен, Зак изменился. Цвет волос, гигиена, одежда.

«Те чертовы ботинки», — подумала Лиз. Он больше никогда не разгуливал босиком. Даже дома, даже летом, он был в носках.

Морган кивнул.

— Перемена происходит в юности. Он будет пытаться контролировать ее. Если не получится, то скрыть.

Лиз мучительно сглотнула.

— Он начал проводить больше времени в своей комнате. Я думала, что он — подросток. Но тогда у него снизилась успеваемость. Он не захотел общаться со своими друзьями.

— Он не мог довериться им.

— Он мог прийти ко мне. — Обида вырвалась из нее. — Я — его мать. Я всегда говорила ему, что он может прийти ко мне с чем угодно.

— У него не было бы слов, чтобы сказать тебе, что происходит. Объяснить. Как мог он? Он и сам этого не знал.

Ее сердце разрывалось. Ее бедный мальчик. Эмоции сдавили ее горло.

— Я никогда не подозревала… — Разве это не то, что всегда говорят родители, в то время как их дети переносят издевательства, наркоманию, насилие? «Я не знал». «Я никогда не думал». «Он никогда ничего не говорил». Теперь бесполезно оглядываться назад, желать и спрашивать. — Я думала, что он принимает наркотики.

— Ты не должна винить себя.

Она покачала головой. Он не понимал.

— Я знала, что что-то было не так. Я должна была найти способ исправить это.

— Его не нужно исправлять. Он не твой пациент.

— Нет, он — мой сын. — Она прижала пальцы к вискам, как при головной боли. — Я могла справиться с наркотиками, — пробормотала она. Как же ей справиться с этим?

— Ты ничего не можешь поделать, — сказал Морган.

Она подняла голову и уставилась на него.

— Теперь Закари должен быть со своим собственным видом, — продолжал он спокойно, в то время как ее мир вокруг рушился. — В Святилище.

Ее кровь застыла в жилах. Барабанная дробь в голове мешала думать.

— Извини?

— Здесь для него опасно. Ему нужен совет от своего собственного вида. Когда я отправлюсь в Святилище, Закари пойдет со мной.

Она уставилась на него, ее теплые карие глаза были огромными и обвиняющими.

Совершенно чужая эмоция сжала грудь Моргана.

Вина.

Он сопротивлялся желанию отвести взгляд. Он победил демонов в глубине, стоял решительно на стене Каер Субаи, когда волна Ада обрушилась ему на голову. Он не дрогнет перед одной смертной женщиной.

Но тот взгляд пробил его сердце.

Даже когда он ушел от нее на рассвете, шестнадцать лет назад, даже когда их сын был арестован, даже когда Морган Изменился у нее на глазах, Элизабет сохранила свое неотъемлемое мужество, свою несгибаемую решимость. Теперь она выглядела потрясенной. Уязвимой. Преданной.