Кий Джонсон - Женщина-лиса

И лисы. Я говорила правду, когда сказала ему, что боюсь лис, но не рассказала, почему я их боюсь, не рассказала о своем бредовом сне, самом страшном, что со мной случалось.

Значит, получается, что и ему я лгала.

Я не могу позволить, чтобы его труп лежал непогребенным. Я вызову священников милосердной богини Каннон и попрошу их найти тело.

Мой сын играл с собакой. Я бросала мячик, а мальчик и собака бежали за ним по комнате. Иногда мой сын ловил мячик, гордо шел по комнате, кланялся и давал его мне. Иногда игрушку ловила собака и тоже приносила мне, но без церемоний.

Няня Шонена сидит с нами, в руках она держит свиток.

— Мальчик! Внимание!

Мальчик и собака обмениваются взглядами, будто говоря на немом языке, который понятен только им. Это беспокоило меня — это могло означать, что мой сын был не в достаточной степени человеком. Но Дедушка убедил меня, что некоторые люди очень сближаются со своими собаками и попугаями (и, что удивительно, кошками). Я не знала, как разлучить Шонена с собакой, чтобы не ранить его. Мальчик шумно вздохнул, но подошел к своей няне и послушно опустился на колени.

— Растения, которые символизируют осень? — спросила она.

Шонен быстро перечислил их ей: клевер, трава обана, виноградная лоза, фуджибакама. Тогда я тоже могла сделать это так же легко — повторить то, что даже не учила. Он действительно учил что-то или брал это из магических знаний?

— А весну? — спросила она.

— Ммм…

— Ты не знаешь трав весны?

— Я никогда не видел весну, няня.

Джозей вбежала в комнату.

— Моя госпожа! Я разговаривала с главным слугой, и он сказал, что ваш брат собирает вещи и хочет куда-то уезжать.

Я отвлеклась от мальчика и посмотрела на нее:

— Куда? Он не говорил о своих планах отправиться в паломничество. Он часто уходит.

— Нет, вы не поняли! Он уходит! — И я вдруг поняла. Он покидал магию. Я встала. Мячик упал на пол и укатился. — Он уже ушел? Даже не попрощавшись?

— Еще нет, — сказала Джозей. — Но…

— Он в своих комнатах?

— Я не… — но я уже выбежала, не дожидаясь ответа.

Я приподняла платья и побежала по дорожке, ведущей к крылу брата. Он стоял в самой большой комнате, заплетал себе косичку и смотрел за тем, как слуги укладывают вещи в небольшой обитый железом сундук.

— Брат! Куда ты идешь?

— Я ухожу, Сестра, — сказал он и сжал челюсть, будто не хотел, чтобы вырвались слова, о которых он мог пожалеть.

— Но почему?

— Здесь мне нет места.

Прядь волос упала мне на один глаз. Я отбросила ее в сторону.

— Есть! А как же твоя работа на правительство? Как же твои обязанности? Твоя семья?

— Это все ложь, Сестра. Иллюзия. Я думаю, они обойдутся без меня.

— Но мы не обойдемся! Ты не можешь оставить нас!

— Я могу и оставляю. — Его глаза на мгновение встретились с моими, и я увидела в них грусть. — Я не могу больше здесь оставаться. Пойми меня, пожалуйста!

— Тогда объясни мне, если хочешь, чтобы я поняла.

— Так ты не знаешь? Я тоже любил его.

— Конечно же любил. Как ты мог не любить его?

— Нет, ты не понимаешь. Он был моим любовником, Сестра.

Я нахмурилась, озадаченная его словами.

— У вас был секс?

— Ты думаешь, ты была у него единственная? Мы с тобой похожи, ты всегда это говорила.

Я не ревновала. Зачем? Йошифуджи был моим мужем, отцом моего ребенка. Но это не мешало ему быть с моим Братом. Ревность, как поэзия, была недоступна для моего понимания.

— Тогда почему ты уходишь? Вы поссорились? — Наверняка это можно было уладить, и мы могли бы остаться вместе.

— Нет. — Брат вспыхнул. — Это было для него привычной, ничего не значащей вещью. Он не любит меня. Я должен стать человеком.

— Он любит меня, а я лисица, — медленно сказала я.

— Любит? Он любит ту, какой ты ему кажешься. Нет. Быть женщиной — это инструмент, который ты используешь, чтобы быть рядом с ним. Но любовь — это нечто большее, Сестра. Теперь я понимаю это.

— Ты думаешь, я не понимаю? — с жаром возразила я. — Я так стараюсь понять, как ведут себя люди, что они делают, чтобы вести себя так же.

— Ты не хочешь, чтобы он видел, когда ты ведешь себя неправильно? — его губы искривились. — Ты знаешь о людях не больше, чем обезьяна, которую научили носить платья и есть палочками.

Я задохнулась от обиды.

— Вот видишь, — сказал он, улыбаясь. — Ты не человек, но по крайней мере ты его жена. А у меня нет и этого. И я не могу выносить этот лживый мир, который мы создали.

— Но ты его друг, — воскликнула я. — Ты нужен Йошифуджи!

— Нет, не нужен. И мне он не нужен. — Брат горько рассмеялся. — Быть человеком намного сложнее, чем мы думали, Сестра. Будь осторожна!

Я побежала к мужу, чтобы рассказать ему обо всем, но, когда он пришел, Брата уже не было. Он ушел, взяв с собой лишь одного слугу, который нес его сундук. Йошифуджи пошел его искать, но ему не повезло: дождь размыл следы…

Я солгал моей милой жене, сказав, что не нашел ее брата. Его следы размыло дождем, это правда, но все же что-то осталось, и этого было достаточно, чтобы идти за ним. Я догнал его на маленькой поляне. Холодный дождь хлестал нам в лицо, пока мы с ним разговаривали.

Он ушел из-за меня, из-за того, что у нас был секс тогда, давно, в источнике. Я все еще помню это ощущение, хотя, кажется, что с тех пор прошли месяцы (или годы?). Я помню ощущение его мокрой бархатистой кожи, его желание, помню, как входил в него. Но я всегда вспоминал об этом, когда вспоминал весь тот день, это было частью острого эмоционального переживания от смерти лисы. Привязанность и одиночество вылились в страсть. Я думал, что это было для него так же обычно, как и для меня. Но оказалось, что я ошибался.

Я должен был подумать об этом, но я даже не мог предположить тогда, что он примет это так близко к сердцу. В моей жизни (в моем мире) секс — часто обычная вещь. Но не всегда. Брат моей жены влюбился.

(Я не могу не удивляться этому. Почему именно я? Во мне нет ничего необычного, я не великий поэт или блестящий управляющий, я не замечательно красив и плохо танцую. Что он нашел во мне? Потому что, возможно, если я узнаю, что он и его сестра нашли во мне, я попытаюсь стать таким, каким они меня видят.)

А пока мы с ним причинили боль моей милой маленькой женушке. Ему тоже больно. И я понимаю, что и мне больно — меня огорчил его уход. Страдала ли Шикуджо, зная обо всех тех женщинах и мужчинах, с которыми я делил ложе? Я даже никогда не думал о том, что ей может быть из-за этого больно, о том, что она тоже по каким-то причинам могла любить меня…

Сны могут быть очень беспокойными. Вчера я не спала почти всю ночь. Я сидела у окна и смотрела на ночное осеннее небо. Вечером была гроза, которая напугала Тамадаро, поэтому он с няней пришел ко мне. Он был слишком мал даже для того, чтобы носить штаны, но я все равно прикрыла свое лицо веером, как будто он был взрослым мужчиной. Я не хотела, чтобы он увидел, что я напугана так же, как и он, хотя и не из-за грозы.