Джанин Фрост - Стая

— Это больно? — спросила я.

Даниэль сел:

— Первые несколько раз. Потом привыкаешь и даже испытываешь некоторое… освобождение.

Какой прекрасный экземпляр мужчины — при взгляде на него просто текли слюнки. Но в нем живет огромный зверь, и один Бог знает, какая часть человеческого сознания принадлежит этому зверю.

Даниэль улыбнулся:

— Опять от вас запахло страхом, Марли. Я уже говорил: вам нечего бояться.

— Это самое страшное зрелище, какое я когда-либо видела, — ответила я, радуясь тому, что мой голос больше не дрожит. — Теперь я не могу быть уверена даже в том, что со мной разговариваете вы, а не волк.

— Мы оба с вами разговариваем, — тотчас ответил он. — И все же бояться не надо.

Ну да, конечно. А если представить, что через пару недель это я буду превращаться в волка? Есть чего испугаться.

— Я хочу домой!

Я знала, что так говорить бессмысленно. Но это была правда: мне настолько хотелось домой, что, казалось, становится больно от самих слов.

— Мне очень жаль, что так случилось. Но даже если предположить, что вы уйдете и никогда никому не расскажете о Стае, — подумайте о вашей семье! Вы можете причинить кому-нибудь вред. Невольно, но вы это сделаете.

Холод пополз у меня вдоль позвоночника.

— О чем вы?

Он опустил глаза:

— Ваша лодыжка.

Я посмотрела на ногу. Она по-прежнему была в гипсе. Ну и что лодыжка?

Вдруг до меня дошло. Когда несколько минут назад я встала с кровати и пошла к двери, я не хромала и не чувствовала боли. И ссадины, и следы укусов тоже пропали.

— Нога уже срослась, — подтвердил мои опасения Даниэль, и на его лице появилось сочувствующее выражение. — И на коже не осталось никаких следов. Такое быстрое заживление было бы невозможно, не будь вы одной из нас.

Уличные фонари казались бледными по сравнению с серпом луны, сиявшим на небе. Я посмотрела наверх и вздрогнула. Когда окружность станет полной, я перестану быть человеком. Эта мысль была столь же невероятна, сколь ужасна.

Жители города высыпали на улицу. Я прикинула: их человек сорок, может пятьдесят. Стая — так называл своих сородичей Даниэль. Моя новая семья.

Казалось, что меня сейчас вырвет.

Народ заволновался, когда на улице появились эти несколько человек. Я узнала одного из них и вздрогнула. Даниэль тихонько сжал мою ладонь. Как ни странно, этот жест чужого человека успокоил меня. Разумеется, я не должна была этому верить, и все же мне казалось, что Даниэль, если надо, защитит меня от того, кого сейчас вели по улице.

Я видела его лицо одну секунду перед тем, как потерять сознание, и все же узнала бы его из тысячи. Когда тебя пытаются убить, это, знаете ли, запоминается. Не говоря о том, что Габриэль был здесь единственный одноглазый. Темные волосы обрамляли его лицо, и он был наг. Что за манера у этих людей ходить голыми!

Джошуа отделился от толпы. Он, по крайней мере, был одет.

— Габриэль Томпсон, ты обвиняешься в том, что заразил человека против его воли.

— Еще не полнолуние, — огрызнулся Габриэль, стараясь вырваться из крепких рук двоих мужчин, державших его. — Откуда вы знаете, что она заразилась?

Джошуа посмотрел в мою сторону. Даниэль за руку вывел меня на середину улицы. Я не хотела подходить к обвиняемому. К счастью, Даниэль остановился в нескольких футах от него. Оказалось, что врач, та самая блондинка, тоже здесь.

Габриэль смотрел на меня с нескрываемой ненавистью. Вместо того чтобы испугать меня, этот ненавидящий взгляд помог мне справиться с дрожью в коленках. Я не сделала ему ничего плохого, а он сломал мне жизнь. Если у кого и есть причина для ненависти, то это у меня.

Я выпрямилась, развернула плечи и храбро встретила взгляд преступника. Даниэль одобрительно кивнул мне.

— Диана, — обратился Джошуа к женщине-врачу; я впервые слышала ее имя, — вы осматривали Марли вчера. Что вы обнаружили?

— Перелом правой лодыжки, — доложила Диана, как в больнице на обходе, — а также многочисленные ссадины, ушибы, разрывы связок, раны от укусов на обеих ногах и глубокую рану на правой руке.

Джошуа кивнул в мою сторону:

— Посмотрите на нее теперь.

Я почти почувствовала, как его взгляд блуждает по моему телу, проникает сквозь рубашку с короткими рукавами и закатанные до колен брюки. И то и другое болталось на мне, потому что принадлежало Даниэлю. Мою изорванную и окровавленную одежду было невозможно привести в порядок. О рюкзаке я и спрашивать не стала. К тому же он слишком напоминал бы о прежней, навсегда утраченной жизни.

— У нее все зажило. Это лучшее доказательство, — категорически заявил Джошуа. — Габриэль, ты приговариваешься к смерти.

Габриэля больше не держали. Он с вызовом оглядел собравшихся, и я заметила, что некоторые склонили головы, а кое-кто утирал слезы. Может быть, здесь его семья? Родственники Даниэля были здесь. Чуть поодаль стояла его мать. Как все это ужасно для семьи Габриэля! Но жалости к нему я по-прежнему не испытывала.

— Я умру, но у меня найдутся последователи. Я всего лишь пытался восстановить справедливость, в которой нам отказано. Мне не стыдно за то, что я охотился на тех, кто нас убивает.

Он не успел договорить, как раздался выстрел. Я вздрогнула от неожиданности. На груди Габриэля расплывалось ярко-красное пятно. Глаза закатились, он два раза трудно, хрипло вздохнул и упал.

Кто-то всхлипнул. Джошуа хмуро опустил дымящийся ствол.

— Мы охотимся только для того, чтобы добыть себе еду. И никогда не уподобимся им, — произнес он.

Оказывается, огнестрельная рана выглядит совсем не так, как показывают в кино. Даже не возьмусь описать, как это страшно.

— Кому — им? — спросила я у Даниэля невыразительным от только что пережитого потрясения голосом.

Он ответил, не сводя глаз с окровавленного, скрюченного тела Габриэля:

— Людям.

Я не стала смотреть, как пятерых прогоняли сквозь строй. За последние дни и без того слишком многое намертво въелось в мою память — не вытравишь. Даниэль отвел меня обратно в дом, молча сварил кофе и передал чашку. Судя по вкусу, он добавил в кофе спиртное, за что я была ему благодарна. Изредка до нас доносились крики с улицы: прогон сквозь строй — занятие шумное.

— Джошуа сказал, что у одного из членов Стаи убили жену, — сказала я, помолчав несколько минут. — Речь шла о жене Габриэля, да? Ее… ее убили охотники?

Даниэль сидел напротив меня, поставив локти на стол, и пил свой кофе. В тусклом освещении кухни цвет его волос казался еще более насыщенным.

— Да, — ответил он.

— Но почему он напал на меня? Я всего лишь туристка и не охотилась на волков!

Даниэль глубоко вздохнул:

— Если бы Габриэль в тот момент был способен рассуждать… И остальные тоже. Стая переживает трудные времена с тех пор, как изменили законы.