Кассандра Клэр - Город небесного огня

— Вот поэтому у нас есть Претор, — сказал Бэт. — Был.

— И я подумала, как можно возлагать ответственность на того, кто сделал что-то, не контролируя свои действия? Я подумала, что должна его простить, он чертовски сильно этого хотел и делал все, чтобы компенсировать то, что сделал. Я решила, что мы сможем вернуться к нормальной жизни, вернуться к тому, какими были раньше.

— Иногда невозможно вернуть прошлое, — задумчиво сказал Бат, коснувшись шрама на своей щеке, Майя никогда на спрашивала, откуда он у него, — Иногда слишком многое меняется.

— Мы не смогли вернуться, — сказала Майя. — По крайней мере, я не смогла. Он так сильно хотел, чтобы я его простила, что иногда мне казалось, что он смотрит в мои глаза и видит в них прощение. Искупление. Он не понимал меня. — Она покачала головой. — Я не умею отпускать грехи. Я просто Майя.

— Но он был тебе дорог, — мягко произнес Бэт.

— Достаточно того, что я откладывала расставание с ним. Я думала, может быть, я буду чувствовать себя по-другому. А потом начали происходить ужасные вещи: Саймона похитили, и мы пошли за ним, и я все еще собиралась рассказать Джордану. Я собирался сказать ему, как только мы добрались до Претора, а затем мы прибыли, и там была… — она сглотнула- бойня.

— Они сказали, что когда они нашли вас, ты держала его. Он уже был мертв и его кровь смывал прилив, но ты держала его тело.

— Никто не должен умирать один, — сказала Майя, набирая горсть песка. — Я просто…я чувствую себя виноватой. Он умирал, думая, что я все еще люблю его, что мы будем вместе и все будет хорошо. Он умирал с моей ложью.

Она позволила песчинкам просочиться сквозь пальцы.

— Я должна была сказать ему правду.

— Перестань наказывать себя. — Бэт встал. Он был высокий и мускулистый в своей наполовину застегнутой куртке с капюшоном, ветер едва касался коротких волос. Серые облака собирались в кучу. Майя могла видеть остальную часть стаи, собравшуюся вокруг Руфуса, который жестикулировал, когда говорил. — Если бы он не умер, тогда да, ты должна была сказать ему правду.

Но он умирал, думая, что он прощен и любим. Это не самый худший подарок. То, что он сделал с тобой, было ужасно, и он знал это. Но нет на сто процентов хороших людей и аналогично плохих. Думай об этом, как о прекрасном подарке ему. Куда бы Джордан не отправился… а я считаю, мы все будем там когда-то… думаю, там будет свет, который приведет его домой.

— Если ты покидаешь Базилику, пойми, что это идет вопреки советам Братьев.

— Ага, — сказал Джейс, натягивая вторую перчатку и шевеля пальцами. — Вы очень ясно выразились.

Брат Енох, глядя исподлобья, смотрел, как Джейс медленно завязывает шнурки на ботинках. Он сидел на краю одной из больничных кроватей, выстроенных в белую линию по всей длине комнаты.

Многие кровати были заняты Сумеречными Охотниками, поправлявшимися после битвы у Цитадели. Безмолвные Братья скользили между кроватями, как призрачные медсестры. В воздухе пахло травами и припарками.

— Ты должен остаться здесь еще, по меньшей мере, на ночь. Твое тело истощено, и небесный огонь все еще пылает внутри него.

Закончив с ботинками, Джейс взглянул вверх. Сводчатый потолок был расписан серебристо-синими исцеляющими рунами. Ему казалось, что он таращился в него с неделю, хотя знал, что прошел всего один вечер, когда Безмолвные Братья, не пуская к нему никого, склонялись над ним, нанося руны и мучая припарками.

Еще они проводили анализы, беря у него кровь, волосы и даже ресницы — дотрагивались до его кожи разными пластинками из золота, серебра, стали и рябинового дерева. Он чувствовал себя прекрасно. Он был уверен в том, что его держат в Базилике не ради его лечения, а ради изучения небесного огня.

— Я хочу увидеться с Братом Захарией, — произнес Джейс.

— Он пребывает в здравии. Тебе не следует волноваться за него.

— Я хочу увидеться с ним, — повторил Джейс. — Я чуть не убил его там, возле Цитадели…

— Это был не ты. Это был небесный огонь. И он сделал ничего, кроме небольшого вреда ему.

Джейс непонимающе моргнул.

— Когда мы встретились, он считал, что обязан чем-то Эрондейлам. Я Эрондейл. Он хочет увидеть меня.

— И поэтому ты хочешь покинуть Базилику?»

Джейс встал.

— Слушайте, со мной все в порядке, мне не нужно лечение. И вообще, вы могли бы тратить свои силы на тех, кто действительно ранен. — Он схватил свою куртку с крючка возле кровати. — Так вы отведете меня к брату Захарию, или я буду ходить тут по кругу, и орать, пока он не отзовется.

— С тобой хлопот не оберешься, Джейс Эрондейл.

— Мне это уже говорили, — ответил Джейс.

Между кроватями здесь были арочные окна; они пропускали широкие полосы света на мраморный пол. День угасал: Джейс проснулся ближе к полудню, а Безмолвный Брат стоял возле его постели.

Он быстро сел, требуя ответа на вопрос, где Клэри, так как его навещали воспоминания об этой ночи: они напомнили о боли, когда Себастьян пронзил его мечом, напомнили огонь, разгоревшийся в лезвии, напомнили поджег Брата Захария. Руки Клэри вокруг него, ее волосы падают вокруг них обоих, прекращение боли, которое пришло с темнотой. А потом… пустота. Позже Братья заверили его, что Клэри в порядке, что она сейчас в доме Аматис. Он спросил о Захарии, причинил ли огонь ему много вреда, но получил только раздражающе неопределенные ответы. Теперь он преследовал Брата Еноха в лазарете, зале и в более узком, белом отштукатуренном коридоре. Двери коридора открылись. Когда они проходили мимо двери, Джейс мельком взглянул на корчившееся тело, привязанное к кровати, и слышал крик и проклятие. Безмолвный Брат стоял над человеком, одетым в остатки красной формы. Кровь забрызгала белую стену за ними.

— Амальрик Крийгсмессер, — сказал брат Енох, не поворачивая головы. — Один из прислужников Себастьяна. Как вы знаете, мы ищем способ отменить заклинание Чаши Смерти.

Джейс сглотнул. Ему было нечего сказать. Он видел ритуал обращения с помощью Чаши Смерти. В глубине души он не верил, что заклинание может быть обращено вспять. Оно создало слишком кардинальные изменение. Как ему казалось, он бы никогда не подумал, что Безмолвные Братья могут быть человечными как Брат Захария. Не потому ли ему так хотелось его видеть? Он вспомнил, что сказала ему Клэри, как брат Захария ответил однажды, когда она спросила его, любил ли он кого-нибудь так, чтобы быть готовым умереть за них:

— Двоих. Есть воспоминания, которые не стирает время. Спроси у своего друга, Магнуса Бейна, если ты не веришь мне. Вечность не помогает забыть о потерях, но делает боль терпимой.

Было что-то в тех словах, то, что говорило о печали и своего рода памяти, что Джейс не ассоциировал с Братьями. Они впервые появились в его жизни, когда ему было десять: бледно-молчаливые статуи, которые принесли исцеление, которые знали все секреты, которые не любят и не желают, не растут и не умирают, а только существуют. Но брат Захария был другим.