Екатерина Васичкина - Лада все сладит

Совершенно не зная, что предпринять, как объяснить, что меня не нужно бояться, я попросту повел ее обедать. Может, если увидит, что я ничего плохого с ней не делаю, успокоится?

И снова я ошибся. Мысль, что я могу что-нибудь ей сделать, отмстив за неосторожные слова, ей и в голову не приходила! И боялась она не меня.

Она боялась за меня. Боялась, что обидела меня, и сделала больно. И снова я не нашелся что сказать.

Мы ехали по деревне, провожаемые шлейфом ненависти и страха. Это было омерзительно, но я стойко пыталась вглядываться в лица и пейзажи. Если уж мне предстоит тут жить, то я должна понимать, что за люди меня окружают. И хорошая же я буду княгиня, если заблужусь в мужниных владениях! Спросить дорогу, если что, здесь не получается, если только не бегать по всему ландшафту, догоняя перепуганных крестьян!

Достигнув какого-то пустыря, который местные отчего-то считали главной площадью, мы остановились и слезли с коней. К нам резвенько заковыляли два дедка и одна бабулька самого зашуганного вида и немедленно бухнулись перед нами в пыль.

— Это деревенские старосты, — прокомментировал происходящее Дан, — вероятно, хотят сказать, что опять неурожай чего-нибудь случился.

Голос его стал так холоден и зловещ, что я едва удержалась, чтобы снова не отскочить от него подальше, как во время нашего знакомства.

Видимо, князь это почувствовал, потому что уже в следующее мгновенье он слегка прикоснулся к моему плечу, будто говоря: «не волнуйся, это все не к тебе».

— Беда у нас, князь! — Пока я справлялась с собственными чувствами, действие стало развиваться, — саранча побила пшеницу. Может, репой возьмешь?

Взгляд Дана остыл до абсолютного нуля. Даже сейчас, направленная не на меня, его ледяная ярость ужасала до дрожи. А уж что сотворилось со старостами и сказать-то сложно. Они унижено заскулили, закрыли головы руками, сделали было попытку отползти, но видимо вспомнили, что они тут отвечают за все село и вернулись к нашим ногам. Зрелище было настолько омерзительным, что я едва не ринулась куда глаза глядят.

— Что мне делать, Лада? — Дан заговорил со мной на каком-то другом языке, видимо, чтобы не посвящать в свои метания скулящих стариков, — если я сейчас прощу им долг, они и в следующий раз попытаются недодать. Если не прощу… Саранча и правда поела их посевы. Они будут меня ненавидеть.

— Но они не умрут с голода? Сколько ты забираешь?

— Примерно четверть от их обычных урожаев. Сейчас же… голод будет.

— Но как же так? Я… я не знаю. Они будут голодать, потому что…

— Они будут голодать, потому что их посевы поели насекомые. Но будут думать, что голодают потому, что мы отняли у них последний хлеб.

— Но… как же ты с этим справляешься?

— Обычно, мне все равно, что думают обо мне крестьяне. Но знаешь, я подумал, что было бы неплохо, чтобы о тебе сложилось другое мнение.

Я удивленно уставилась на него, не понимая, откуда такая забота.

— Мне и самому выгодно иметь «добрую» супругу. Вроде как, я буду все так же уважаем, и меня все так же будут бояться, а ты будешь эдакой «матерью народа». Ты ведь целительница!

— А ты расчетливый, — я искренне восхитилась, — что мне нужно делать?

— Ничего, я сам все сделаю, просто постарайся не кривится так от отвращения, а нежно улыбайся. Сможешь?

— Конечно. Давай!

— Слушайте меня, люди! — Голос князя зазвучал более ровно и величественно, но все так же зловеще, — все вы знаете, что вчера я женился. Вот моя супруга — княгиня Лада. И в честь этого праздника я прощаю вам все подати в этом году!

Старейшины пораженно замерли, не веря услышанному. Несколько секунд прошли в гробовой тишине а потом… потом они ринулись благодарить с тем же энтузиазмом, с каким до этого ужасались. Особенно много слез счастья досталось моим сапогам. Я молча и с милой улыбкой вытерпела все эти безобразия и едва не бегом ринулась к своему коню, когда Дан, наконец, решил, что народной любви с нас достаточно.

В остальных двух деревнях повторилась та же сцена. Когда мы, наконец, вернулись домой, я была практически вычерпана до дна. Сил не было ни на что. Дан снял меня с коня и за руку отвел в столовую, где почти силой вручил чашку с каким-то отваром, приготовленным нашей кухаркой.

— Вот видишь, князь, какая непутевая супруга тебе досталась. Ты можешь так со мной не возиться, тебе ведь, наверное, неприятно…

— Почему неприятно? — Он, кажется, удивился, — я еще никогда ни с кем не возился, но пока ничего неприятного я не ощущаю. Мне даже… знаешь, вот смотрю на тебя, и становится как-то… не знаю как…

— Спасибо тебе, — я позорно хлюпнула носом.

— Только не плачь! Хватит на сегодня слезоразлива!

— Не буду. Сейчас не буду, но знаешь, вообще-то у меня слезы на близком месте, так что готовься к худшему!

— Я даже не представляю, как это, плакать, — он посмотрел на меня с некоторой долей любопытства.

— Ты никогда не пробовал?

— Нет, конечно! Я же темный.

— Ах, ну да. Я и забыла. Ну что ж, в следующий раз, когда огорчусь, с удовольствием продемонстрирую тебе это нехитрое искусство. Тебе еще надоесть успеет!

— Пусть так. Пойдем спать?

— Великолепная идея! А завтра, можно я пройдусь по окрестным лесам, посмотрю на травы? Сейчас, конечно осень и собирать почти нечего, но хоть посмотреть.

— Конечно, можно! Почему ты спрашиваешь?

— Ну, ты все-таки мой муж и господин. Так ведь говорил жрец?

— А! Это правильно! И как твой господин повелеваю! Немедленно спать!

Уже когда мы лежали рядом в огромной супружеской постели, мне пришел в голову животрепещущий вопрос.

— Дан! А что мы будем есть, если все подати ты простил?

— Ты только сейчас об этом подумала?

— Ага!

— Ну-ну. Да куплю я еды, я, между прочим, по золотому запасу вхожу в десяток самых богатых князей государства! Собственно, я уже купил почти всего, только мука осталась.

— Ты — настоящий гений!

В ту ночь я поняла, что это неожиданное замужество вполне может стать весьма и весьма приятным.

Поездка выдалась любопытной. Лада держалась просто великолепно, являя собой величие и любовь к народу, как и положено княгине. И только мне было видно, как бьется у нее внутри отвращение и жалость к этим людям. И как искренне она обрадовалась, что им будет что есть в этом году! Мне-то самому давно было все равно. И никаких теплых чувств к смердам, так и искрящимся ненавистью ко мне, я не испытывал. Но все-таки они приносят доход, так что стоит изредка быть великодушным. Да и не нужен мне их хлеб! Что у меня денег нет, что ли?

Слезать с коня моя супруга помедлила, и я с удивлением понял, что она так устала, что ничего вокруг не замечает. Все-таки для ее чувствительной души подобная встряска оказалось слишком сильной.