Карин Эссекс - Похищение Афины

Я заметила, что все фигуры уже закончены, великолепно и потрясающе вылеплены и раскрашены как спереди, так и сзади, хотя, когда они будут установлены на фронтоне, никто не увидит их с обратной стороны.

— Совершенство не принимает в расчет зрителя, — сказал мне однажды Фидий. — Оно существует само по себе, не заботясь о мнении других и независимо от него. Увидев работу законченной и установленной на предназначенном месте, ты узнаешь силу божественной пропорции. Это математическое уравнение, которое я изобрел, заставляет изображение выглядеть наиболее прекрасным и приятным для человеческого глаза.

Он казался довольным собой, и я понимала почему. То, что я видела, превосходило, должно быть, работы всех художников и архитекторов, которые жили до него.

Осмотрев статуи фронтона, мы стали подниматься по ступеням и вошли в огромные распахнутые двери Парфенона. Мне опять стало дурно от страха, что, как только я войду, все увидят сходство между моим лицом и ликом статуи и толпа станет преследовать меня. Голова закружилась, и я чуть не упала, потеряв равновесие и прислонившись к шедшему позади мужчине. Он поддержал меня и участливо спросил, не больна ли я.

— Это от жары, — ответила я.

Медленно продвигаясь вперед, я оставила позади огромные деревянные двери, и вот передо мной оказалось колоссальное изображение божества, которое словно царило в этом зале. Я была поражена.

Фидий стоял рядом со своим творением. Наблюдая за медленно проходившими мимо афинянами, он мог убедиться, что все глядят только на его статую и всех она восхищает. Из-за одного лишь поразительного размера этого грандиозного изваяния на него нельзя было смотреть без страха. Я слышала, как у вошедших перехватывало от удивления дыхание, когда перед их глазами представала огромная фигура. На поверхности воды у ее подножия мерцали сверкающие блики ее золотого наряда и украшений из слоновой кости.

Облик богини почти слепил своей красотой. Когда я стала внимательно вглядываться в ее лицо, то не нашла в нем тех черт, которые видела, глядясь в зеркало. Ее лик излучал мудрость и уверенность, но взгляд серых глаз поражал безжалостностью. Эта фигура была божеством, достойным поклонения, в то время как я — всего лишь обыкновенной смертной, охочей до удовольствий и простых радостей. В ней не было и следа снисходительности, материнского участия или сострадания. Это была настоящая антитеза красавице Афродите или богине Земли Гере. В отличие от них Афина не знала, что такое женская уязвимость. Возможно, Зевс и создал ее именно такой, он мечтал о сыне, и тот слился с духом дочери, поэтому появившееся на свет существо не оспорило верховной власти отца, оставив его повелителем всех богов. Я понимала, что тоже, подобно Афине, наделена этой андрогинной особенностью. В то время как многие хвалили меня за то, что я, женщина, научилась мыслить по-философски, находились и другие, которые считали, что логические размышления изгнали женственность и очарование из моего облика. Эти качества не находили отклика в моем рациональном складе ума, который стремился выявить логику во всем.

Но главная моя тревога улеглась. Украшенная многими драгоценностями и покровами величественная богиня ничем не казалась похожей на меня, как, впрочем, и на любую другую земную женщину. Никто из зрителей не заподозрил и тени сходства между мной и богиней. Я поклонилась Фидию, когда проходила мимо. Его ответная улыбка была такой безразличной, будто перед ним прошла еще одна обычная зрительница, глазевшая на его работу.

Испытывая облегчение от того, что все обошлось без неприятностей, я вместе с процессией направилась дальше, к святилищу Афины Полиады, где находилась первая, вытесанная из дерева статуя богини — покровительницы Афин, которая когда-то упала с неба. Уже сама древность этой статуи вызывала к ней почтение. С пением религиозных гимнов жрица, архонт и аррефоры развернули пеплос и окутали им маленькую фигурку богини.

Когда я наблюдала за этой церемонией и слушала гимны, меня не покидала мысль, что этот смиренный, пострадавший от времени образ остро противоречит колоссальному творению Фидия. Деревянная статуя до того стерлась от многих прикосновений, что в ней было не узнать ее первоначального облика, было видно только, что эта скульптура имела более округлые формы тела, чем огромная статуя Афины в Парфеноне. Она выглядела женственной, под нарядным покровом отчетливо обрисовывались большие груди, выступающий живот. Она казалось настоящей матерью Афин, будто ее лоно было не каменным, а плотским, когда-то давшим жизнь одному или нескольким существам. По моему мнению, новая статуя принадлежала скорее богине Разума, в то время как эта представляла собой богиню Тела. Обе они воплощали и мужское, и женское начало, но мы, смертные, можем вообразить существо, принадлежащее только к одному полу, и потому требуем разных изображений для разных ипостасей богов.

Воины направили процессию к выходу через Пропилеи, а я отыскала Перикла, и мы вместе прошли к Одеону, моему любимому зданию в Афинах, послушать состязание хоров. Перикл отдал приказ построить его, чтобы удовлетворить страсть жителей города к музыкальным соревнованиям, всегда проходящим во время празднеств. Флейтисты, трубачи, кифаристы соревновались между собой, как соревновались и мужские хоры, которые со временем приобрели большую популярность. Кроме того, сочинители пьес представляли свои новые работы здесь, перед тем как их ставили на большей сцене театра Диониса. Афиняне просто с ума сходили по театральным зрелищам и радовались любой возможности посетить театр, а критические замечания, которыми они наделяли сочинителей и актеров, помогали тем в работе. Одеон, по замыслу Перикла, был создан как памятник военным подвигам. Имевший в плане форму дворца Ксеркса в Персии, он в знак оскорбительной насмешки был выстроен из обломков персидских кораблей, потопленных афинским флотом.

Мягкий ветерок витал над нашими головами, когда мы слушали исполнение мужскими хорами волнующих гимнов Афине. Судьи объявили свое решение, и Перикл вручил руководителю хора-победителя треножник и вазу, наполненную оливковым маслом, а также обвил гирляндами всех участников хора. Слушатели горячо аплодировали, и нас окружила группа женщин, уже ждавших Перикла. Когда он появился на ступенях театра, они бросились к нему и обвили гирляндами цветов его шею.

— Это тебе за победу над Самосом! — крикнула одна из них.

— В благодарность за нашу безопасность!

— За превосходство Афин на суше и на море!

Не было конца этим возгласам и не было конца венкам. Перикл не казался польщенным, как был бы польщен другой в такой ситуации, но скорее относился к этой церемонии настороженно. Я чуть было не рассмеялась, поскольку, на мой взгляд, он больше походил не на великого победителя, а на провинившегося, принимающего наказание.