Евдокия Филиппова - Посох Богов

Царица поднялась с подушек.

— У Асму-Никаль, дочери виночерпия Тахарваиля? Почему он у неё?!

— Она Прирождённая. Я видел Посох в действии собственными глазами. Но чтобы получить его, нужна хитрость, силой его не забрать. Нужно выманить его у девчонки.

— Но как ты узнал о нём?

Гажидджиби рассказал царице Кали всё, что считал нужным рассказать. Но он умолчал о том, что собирается действовать и без неё.

Мечты уносили царицу Кали всё дальше и дальше в страну фантазий. Быстрые, как молнии, тени пробегали по её лицу. Неужели она станет обладательницей Посоха Богов? Она, именно она, а не её царственный супруг? Она полноправная правительница страны! Хетты, хурриты, амореи, сирийцы, гордые египтяне подчинятся её руке.

«О, Великие Боги! Помогите мне стать единственной правительницей! — молилась Кали. — Я украшу Дома всех Богов новыми изваяниями из драгоценнейших металлов».

Постепенно её мысли обратились туда, куда обращались чаще всего. Всякий раз, когда она молилась, слушала музыку, смотрела в окно, когда она причёсывалась, одевалась, ела, одним словом, всегда, когда она бодрствовала, она грезила о юноше-поэте.

Царская власть желанна и сладка, но она мечтала о другой власти. О той власти, о которой мечтает любая женщина, будь она царица или простолюдинка. Царь Мурсили Первый, гроза соседних стран, великий полководец и правитель, её супруг, отец её детей, больше не царил в её сердце. Царем её души стал придворный гимнопевец, юноша-поэт, троянец по имени Алаксанду.

Образованного гимнопевца Алаксанду из Трои призвали к хеттскому двору царя Мурсили Первого. Под его руководством дети царя познавали лучшие образцы поэзии и обучались искусству сложения гимнов. Владыки страны Хатти были им довольны. Молодой учитель преуспевал. Царевичи хорошо учились.

Особенно довольна молодым гимнопевцем была царица Кали. «Он так молод, этот юноша, — думала Кали. — Но я счастлива с тех самых пор, как он появился при дворе». Проснувшись однажды солнечным весенним утром среди привычной роскоши и угодливых слуг, она поняла, что самое сильное её желание — видеть Алаксанду.

Задыхаясь от жгучего нетерпения, она часто посылала за ним и потом светской болтовнёй пыталась скрыть малейшие эротические импульсы в крови и самое отдалённое эхо страсти. Когда он вдохновенно произносил гимны, такой одухотворённый, её кровь бешено и сбивчиво пульсировала в сердце, и как из крови Ану, возникал прекрасноликий бог любви. Она таяла то ли от божественной красоты слов, которые роняли его губы, то ли от божественной красоты самого юноши.

Она была уже не так молода, царица Кали, но всё ещё очень хороша собой. Конечно, стан её уже не так гибок, как когда-то в годы юности, но холёная кожа сияла, великолепно уложенные волосы блестели, движения были плавны и величавы. Проходя мимо своих подданных, она оставляла за собой тончайший аромат роз и жасмина и неизъяснимое чувство восторга перед царственной статью. Служанки всегда угодливо расхваливали её несравненную красоту, придворные каждую беседу с ней начинали с воспевания её прелести и очарования, её супруг, великий Мурсили Первый говорил ей любезности. Но лишь взгляд голубых глаз Алаксанду, его голос делали её действительно моложе, и она снова чувствовала себя юной.

Асму-Никаль делала всё, чтобы вернуть Алаксанду силы и здоровье, но он был очень слаб. Ритуальный кинжал колдуна нанёс ему такую рану, залечить которую могла только сила, превышающая сверхмощное чёрное колдовство. Однако, с того дня, как она получила посвящение и стала хранительницей Лазуритового Жезла, жрица сама с каждым днём становилась всё сильнее и сильнее. Асму-Никаль чувствовала, как свет Сияющей Звезды нарастает в ней день ото дня. Через неё свет любви и сила Намму перетекали к её возлюбленному. Она без устали призывала Каттахци-Фури и Намму. Её любовь была так велика, что силы понемногу стали возвращаться к юноше.

Асму-Никаль радовалась, но понимала, что рано или поздно Харапсили начнёт действовать снова. Уже два дня, как о Жезле знает и колдун! Медлить нельзя.

«Мы должны снова спрятать Лазуритовый Жезл в святилище на горе Эббех. А самим бежать подальше от Хаттусы, где отныне нам угрожает опасность», — думала Асму-Никаль. — «Но куда бежать?! Мы так молоды и неопытны! Сможет ли Алаксанду нас защитить? Нужен мудрый совет и помощь».

Помочь ей могла только Истапари. Теперь, когда о существовании Жезла стало известно, держать его у себя было опасно. Ей нужен был совет и помощь главной жрицы.

Асму-Никаль вышла из покоев Алаксанду, тихонько затворив за собой дверь, и свернула в коридор, ведущий к одному из дворцовых выходов. Стараясь никому не попадаться на глаза, она вышла в сад и, прячась среди деревьев, подошла к воротам.

Выйдя на раскалённую полуденным солнцем площадь, она почувствовала, как горячей волной ударили яркий свет и нестерпимый жар. Накинув на голову покрывало, она, как простая горожанка, пешком отправилась на другой конец города к храму Каттахци-Фури.

День был изнурительно знойным, с востока дул горячий ветер, и голубоватая дымка зноя задёрнула даль, солнце стояло прямо над головой, обрушивая вниз мириады беспощадных, как боевые стрелы, лучей, казалось, раскалённые камни дворцовой площади прожигают подошвы сандалий насквозь.

Асму-Никаль торопилась.

Зной становился всё злее…

Истапари готовила воду возлияний для вечернего Богослужения. Перед ней стояла священная чаша из чистого золота, украшенная драгоценнейшими камнями. Каждое движение она повторяла уже тысячи раз с того самого первого своего ритуала, проведённого самостоятельно вот уже тридцать лет назад. Ей было восемнадцать, как сейчас Асму-Никаль, и она была лучшей ученицей в храме. Наставница ценила её, хотя она и не обладала способностями такой силы, как у Асму-Никаль.

«Эта девочка настоящее сокровище».

И ей выпала честь готовить Прирождённую к посвящению. С той ночи на горе Эббех, она чувствовала себя усталой и старой, но её не покидало слабое беспокойство. Что-то должно было произойти. У неё не было такого яркого Дара предвидения, какой был у Асму-Никаль, но её личный опыт, опыт всей её жизни, почти уравновешивал её способность предвидеть и способность Асму-Никаль к мгновенному прозрению.

Молодая жрица появилась на пороге комнаты и сразу же, словно в изнеможении присела на скамью, стоящую у входа.

— Асму-Никаль? Что случилось? — волнуясь уже совершенно осознанно, Истапари подошла к девушке.

— Беда, Истапари. Я не знаю, что мне теперь делать. Я не хотела, я не знала… я не знала…

— Говори толком, Асму-Никаль, — она догадывалась, что случилось именно то, чего она опасалась. Налив в кружку воды из кувшина, она подала её девушке. Та сделала глоток и прошетала: