Евдокия Филиппова - Посох Богов

«Красивая рукоятка».

Она не зря ходила каждую субботу в клуб Павла, и смогла определить происхождение рисунка. Это был ассирийский орнамент.

«Чёрное железо, метеоритное». Она вложила рукоятку в свою маленькую девичью ладонь и тихонько засмеялась, таким прекрасным показалось ей это зрелище. Слабый лунный свет играл на чёрной поверхности клинка зловещими матовыми переливами. Она вращала рукой с зажатым в ней кинжалом и смеялась призрачным смехом, любуясь совершенством изящных линий.

Порыв ледяного ветра взвил узорчатый тюль на окне. Свинцовый серп окончательно истончившейся луны холодно взирал на происходящее через корчущуюся в слабом лунном свете зановеску. Тамара взглянула сквозь неё в окно.

Слабый свет ночного светила лишал мир их настоящих красок. Только оттенки чёрного и серого, причудливые линии и формы веток и стволов.

Она заметила, что прямо напротив окна, под лунной тенью жасминного куста кто-то стоит. Кто-то из тех, кто существует только в вечной тьме. Среди застывших в нереальных изгибах ветвей угадывалась тёмная мужская фигура. Тамара напряжённо всматривалась в ночной сумрак, пытаясь разглядеть его.

Кудрявая борода…

Да это тот, чернобородый. Словно воплощение древнего хтонического божества, вампирический двойник кого-то знакомого…

Чернобородый не шевелясь стоял напротив окна. Тамаре показалось, что из посторонних шепчущих звуков, откуда-то издалека, она начинает различать слова…гладкие и скользкие, как ложь.

Из сумрачных глубин прошлого поднимались зыбкие, трепещущие в потоках проносящихся мимо столетий фантомы воспоминаний, то яркие, то смутные, то блёклые, то блестящие… Что-то невыносимо тягостное сгущалось над ней.

Смертельная усталость и полнейшее безразличие ко всему на свете овладели Тамарой. В эту ночь ущербной луны её вела чья-то чужая воля.

…Чернобородый человек выпрямляется, поднимает опущенную голову, проводит рукой по лицу…. Его лицо в крови. Он измучен. Но он улыбается ей:

— Моя прекрасная госпожа, моё совершенство… я одену тебя в виссонные одежы… я воздвигну трон…моя царица… Я никогда не оставлю тебя. Я буду искать тебя… вечно…

Сухой разрез тонких губ, сжатых непримиримо и страстно. Это был шёпот вечности.

Она чувствовала не просто любопытство, а что-то вроде узнавания.

…из глубин её памяти и водоворотов беспамятства, как бессвязные клочья доносились голоса, и призрачной чередой скользили смутные образы невообразимого прошлого, какие-то тёмные таинственные речения о жертвенном ноже…

… сладостная месть, предчувствуя, страхи, надежды, желания, рождённые в сумрачных глубинах её души, пьянящяя всепожирающяя любовь…

Удушливый комок подступил к горлу… Она словно чувствовала прикосновения жертвенного ножа к шее.

Охваченная ледяным гибельным восторгом, окутанная туманным флёром, Тамара слышит, как её собственный голос шепчет в ответ:

— Прощай, Гахидджиби.

И громко произносит:

— Казнить колдуна!

Его веки тяжело опускаются на потухшие глаза… Лицо становится зыбким и неверным, как туманная дымка, готовая вот-вот раствориться….

Где-то глубоко в мозгу слышится эхо инфернальной какофонии…

В ту ночь мне не спалось. Мне было, о чём подумать. Я вспоминала тёплую руку Валентина, его серые глаза, губы…. Шумер, Инанну, Намму, жезл, повязку «Прелесть чела», золотые запястья… Мысли путались. Я уснула.

Обрывки дневных воспоминаний расплылись в зыбкий мираж…

Мы с Валентином сидим в автобусе. Он сжимает мою руку в своей ладони, тепло которой, как его любовь, проникает в моё сердце.

На конечной мы выходим.

Воздух прохладен и тих. Всё ещё держась за руки, мы переходим дорогу, ступая по перекатывающемуся под ногами щебню. Тончайшая бархатная пыль при каждом шаге вздымается вокруг ног как туман забвения. Мы спускаемся по насыпи и направляемся к сосновому бору.

Мы входим в лес, как в волшебную страну, где нас никто не потревожит. Там, среди высокоствольных сосен, ступая по мягкой подушке мха, утопая ногами в мягкой хвое, не ощущая тяжести собственных тел, мы чувствуем лишь то, как близки друг другу. Мы разговариваем без слов.

Благородные сосны поют в нашу честь древний гимн, качая кронами и поскрипывая стволами. Небо и солнце над нашими головами торжественно сияют. Жёлтая песчаная дорожка сама ведёт нас вглубь леса. Сосновый запах щекочет ноздри, птицы щебечут среди ветвей. Под ногами шуршит пожелтевшяя прошлогодняя хвоя. Мы идём и идём вперёд, не думая о дороге, не выбирая путь. Дорога сама ведёт нас.

Маленькое круглое озеро с берегами, густо поросшими осокой. Из голубовато-серого зеркала воды поднимаются прямые стебли камыша. Мы огибаем озерцо справа.

Незаметно темнеет. Валентин смотрит на часы. Ещё нет и полудня. Я поднимаю голову и смотрю вверх. Низко проплывают плотные лиловые облака, и верхушки деревьев тонут в них. В наступивших сумерках ветки сосен словно пытаются остановить нас, протягивая широко расставленные колючие пальцы-ветви. В посвежевшем влажном воздухе терпко пахнет какими-то растениями, аромат хвои сменяется запахом прелых листьев, мокрых грибов и удушливых болотных испарений. От земли тянет сыростью и гниением. Листва печально и недобро шумит. Кора деревьев изъедена лишайником, словно высасывающим из них соки. Из голубого мха торчат высокие чёрные кочки, гнилые пни, скрюченные стволы деревьев, изуродованных обилием влаги. Тропа теряется в мрачной черноте леса.

Над озерцом проносится порыв ветра, и голубое зеркало меркнет, покрываясь трепещущей дымкой ряби. Злобно шуршит жёсткая осока.

Краски тускнеют. Холодный пасмурный свет быстро меркнет в небе.

Ветка больно хлещет меня по щеке. К лицу прилипает невидимая паутина, клочок седого мха повис на кроссовке. Ветер уныло свистит в жёстких кустах, белёсый полупрозрачный туман клубится над мокрой травой, над голубым бархатом мха. Во внезапно наступивших сырых ветреных сумерках чувствуется ледяная свежесть.

Я надеюсь, что заросли вот-вот кончатся, и мы снова выйдем на дорогу.

Но дороги нет. Мы одни среди непроходимых дебрей.

Я совершенно обессилена. В душе какая-то пугающая тревожная пустота. Наконец, остановившись, Валентин говорит, стараясь не напугать меня:

— Кажется, мы заблудились.

Нет, я не могу поверить в это. Мы недалеко от дороги, однако, кроме зловещего шелеста деревьев ничего не слышно. Ничего.

Но всё-таки мы принимаем решение двигаться дальше.

Места, где мы проходим, похожи на дремучий лес из страшных сказок.

Когда окончательно темнеет, я пугаюсь по-настоящему. Ночевать в лесу? Я не могу этого даже представить. Часы Валентина показывают уже девятый час вечера.