Ольга Пашнина - На вторых ролях, или Экзамен по спасению принцессы (СИ)

У нас никто не делился едой.

- Чего не ешь? Они мытые.

- Я...я маме хочу отнести. Она любит, - это была правда.

Мама уже давно не ела яблок, с тех пор, как вырубили все яблони у нас во дворе.

Элвин снова полезла в сумку.

- На, это маме передашь, - она протянула второе яблоко.

Я испуганно на нее посмотрела и замотала головой.

- Что ты, не нужно! Тебе самой нужны!

В ответ получила недоуменный взгляд.

- Захочу еще, схожу домой и возьму. Бери, ты чего?

Я, не веря в свое счастье, взяла второе яблоко. И решила: съем половину сейчас, а когда Элвин уйдет, наберу земляники и сварю шикарный компот!

- Спасибо, - тихо произнесла я. - Ты первая, кто меня угостил.

- Вообще первая? Ничего себе! У тебя что, друзей нет?

- Нет, - вздохнула я. - А у тебя?

- Да полно, - рассмеялась Элвин, но потом посерьезнела. - Но настоящих мало. С принцессами боятся дружить.

Я оторопела.

- Ты - принцесса?!

Я слышала о ее матери. О принцессе Дейнатаре ходили слухи, будто она иногда приезжает к нам. Якобы здесь живут ее приемные родители, но никто из нас не знал, в каком именно поселении они живут. У нас много приезжих: ежедневно в ссылку кого-то отправляют. И все равно людей на работах не хватает: слишком часто умирают. Гораздо чаще, чем приезжают.

- Ой! - Элвин прижала ладони ко рту. - Проговорилась! Сельма! Не говори никому, мама меня убьет!

- Хорошо, - кивнула я. - Не скажу, не бойся.

Девчонка заметно успокоилась.

- Спасибо. А ты почему ни с кем не дружишь?

- Я не совсем обычная, - мне не нравилась эта тема, но я сама завела разговор. - Меня не любят остальные ребята.

- А почему ты необычная? - поинтересовалась Элвин.

Я вздохнула. Рассказывать новой знакомой об уродстве не хотелось. С другой стороны, я ее секрет знала, а она мой - нет. Пришлось снять шапку и расстегнуть пальто.

- Ой, - пробормотала Элвин.

Уши поникли. Прохладный летний ветерок ерошил шерсть на кончиках ушей. Длинный черный хвост обвил ногу...Элвин. Я покраснела.

- Прости, - сказала я. - Просто ты мне понравилась, а он демонстрирует все мои эмоции.

- А...а можно потрогать? - неуверенно спросила Элвин.

Я недоуменно на нее посмотрела. Обычно дети убегают, когда видят меня. Или кидаются с безопасного расстояния камнями. И уже точно не сидят рядом и не просят разрешения потрогать хвост.

Я кивнула, разрешая.

У Элвин была теплая рука. Она осторожно погладила против шерсти и хвост взметнулся.

- Извини, - закусив губу, пробормотала девчонка. - А уши можно?

Я наклонила голову, чтобы ей было удобнее. Элвин осторожно погладила мои уши, неизвестно почему радостно улыбаясь.

- Как здорово! А откуда это у тебя?

- Не знаю, - я вздохнула. - Что в этом хорошего?

- Как что? У тебя необычная внешность! Это же невероятно здорово! Сельма!

- Знала бы ты, как эта необычная внешность называется.

- Особенность? Изюминка?

И я поняла, что она надо мной издевается.

- Уродство это называется!

Я положила яблоки рядом с ней и вскочила.

- Не надо мне твоих угощений!

- Сельма! - донеслось мне в след. - Сельма, погоди!

Но я уже неслась через чащу к поселку, а на глазах вскипали слезы обиды.

***

Впоследствии я жалела, что отдала ей яблоки. Особенно когда мы сели ужинать и мама сказала, что снова уйдет на ночь.

- Тебе совсем не платят, - буркнула я, размазывая по тарелке капустную кашу. - Зачем ты туда ходишь?

- Милая, - мама привычно улыбнулась, - нам заплатят, и мы обязательно купим что-нибудь очень вкусное! Потерпи немного.

- Я терплю, - маму расстраивать не хотелось. - Просто мне обидно, что ты работаешь бесплатно. Ты спишь вообще?

- Сельма, прекрати, - строго сказала мама. - Я запрещаю тебе обсуждать мою работу. Она приносит нам деньги.

- В последнее время - не очень.

- Дочь! Хватит. Доедай ужин и никуда не ходи. Утром доешь кашу и пойдешь гулять.

- Хорошо, мама, - послушно сказала я.

Из головы не выходила Элвин. По прошествии времени мне показалось, что я зря обиделась, и девчонка не собиралась издеваться надо мной. Следовало бы извиниться, но, ни где она живет, ни где ее можно найти, я не знала. Оставалось лишь надеяться, что она еще придет к домику. Впрочем, после ссоры она вряд ли решится со мной хоть раз заговорить.

Мама ушла. Я проводила ее, решив на эту ночь остаться дома. Хоть я и не любила это жилище с маленькими окошками, наполовину вырытое в земле, заросшее плющом, и предпочитала домик в лесу. Но делать все равно было нечего, что там, что дома. В библиотеку новых книг не привозили, а дощечки для резки у меня закончились. Оставалось только убрать посуду, накрыть кастрюлю с кашей полотенцем и улечься на кровать: мечтать и дремать, ожидая утра и маминого возвращения. Свет мы берегли, а потому по мере сгущения сумерек в комнате делалось все темнее и темнее. Я что-то напевала себе под нос, создавая хоть какую-то иллюзию компании.

Мы всегда так жили. Маминого мужа выслали из Империи давным-давно, около тридцати лет назад. Они тогда были еще молодыми, недавно поженившимися и полными надежд. Кажется, его обвинили в шпионаже... Мама могла бы развестись с ним, но, как сама же впоследствии говорила "Юная любовь характерна тем, что не терпит препятствий со стороны судьбы". Позже, немного позже, она поняла, что это была ошибка и их с отцом невероятная любовь - не что иное, как порыв страсти, свойственный молодым людям, едва перешагнувшим порог совершеннолетия и расцвет родовой магии.

Здесь магии нет. Нет здесь и особого счастья, хотя, бывает, мы смеемся и радуемся каким-то вещам. Все население Окраин живет бедно, лишь немногие, сумевшие приспособиться - владельцы лавок и борделей - живут лучше. Основное место работы: фабрика по пошиву рабочей одежды. Население - около двухсот тысяч человек. У нас даже есть правительство. Вот только господина Арлангора, мага, еще никто из нас не видел. Так и коротаем дни, без права на возвращение в Империю, где, говорят, хоть немного, но лучше.

Меня родители подобрали пятнадцать лет назад, на улице. Как я там оказалась и что делала, они не знали. Просто маме стало жаль девочку, в которую кидались камнями более взрослые дети и она забрала ее к себе. Пройти необходимые процедуры по удочерению оказалось просто: маги на границе только посмеялись странному желанию беднячки привести в семью лишний рот, да еще и обремененный такими уродствами как кошачьи уши и неуемный подвижный хвост, покрытый короткой, но мягкой шерсткой.

Недоедая, еле-еле, но мы жили, вполне дружно и спокойно. До тех пор, пока не умер папа. В один прекрасный день он ушел на охоту и больше его не видели. Остались мы с мамой вдвоем как раз в тот момент, когда я пошла в школу. Это было трудное время и для меня, и для нее. Сверстники меня дразнили, били и издевались над моими "особенностями". Я плакала, обижалась, убегала из дома. Мама переживала. Теперь, после окончания школы, у меня еще есть три года. Работать я буду иметь право только по достижении двадцатилетия. Несовершенство системы, увы. Еще три года маме придется работать, чтобы прокормить двоих. А потом и я на фабрику отправлюсь, если только...