Вероника Мелан - Уровень Война

— Стив…

Оборвал еще не начавшуюся фразу водитель.

— Что, Стив?

— Отстань от нее.

— Это еще почему?

— Она только что спасла наши задницы. Хотя, действительно, могла этого не делать.

Рыжий неохотно унялся. Сжал челюсти, поддал в салон напряженной атмосферы и отвернулся к окну.

Дальнейший путь все проделали в молчании.

— Надо же, и сумка моя сразу нашлась.

Ани чувствовала, что ее настроение хромает, как перебравший калека, но ничего не могла с этим поделать. Все пошло кувырком, все. А ведь этим вечером она просто хотела поговорить — мирно и спокойно — разложить все по полочкам, определиться с дальнейшими действиями, понять, как им двоим — ей и Дэйну — лучше всего быть.

А теперь, оказывается, никак. Вечер закончился не на мажорной ноте из-за того, что она, наконец, решилась изменить жизнь к лучшему, а плавно перетек в найденный парик, ночную езду, перестрелку, ругань с доком, а теперь еще в качающуюся на руке Эльконто дамскую сумочку. Ее сумочку.

Ключи от квартиры лежали внутри.

— Спасибо, что не выбросил. Ну, все, я пошла…

— Ани, подожди.

Он выглядел уставшим: одежда мятая и грязная (впрочем, она не лучше), запястья в потеках крови, под глазами глубокие тени.

— Ты можешь забрать всю ту одежду, которую мы покупали.

— Ты покупал.

— Неважно. Можешь забрать ее.

— Спасибо, обойдусь.

— Я бы настоял…

— А ты не настаивай.

Барт, которого этим вечером не поприветствовал ни один из хозяев, обиженно сидел у стены. Ани не собиралась гладить его и теперь — чужой дом, чужая собака.

— Я отвезу тебя.

— Не стоит.

— Стоит! На дворе ночь, если ты не заметила.

— Заботливый какой.

Эльконто сжал зубы и прошагал мимо нее к выходу — стало очевидно, что спорить с ним бессмысленно.

(Blank and Jones — Fallen)

Наверное, хуже ей было только там, в подвале, когда не хватало воздуха и когда руки цеплялись за ножку стула. И если там можно было кричать, рыдать и вести себя, как истеричка, то здесь, в джипе, Ани не могла себе такого позволить, а потому сидела тихо, крепко сжимала сумочку — единственный по-настоящему знакомый предмет — и смотрела в окно.

Знакомый город, знакомый салон машины и вновь незнакомая жизнь.

Ей казалось, что за спиной кто-то написал висящее над землей слово «Конец», и теперь оно смотрит ей вслед — холодно и равнодушно. Еще один жизненный ухаб, еще одно препятствие, которое придется преодолеть. Интересно, сколько испытаний может выпасть на долю одного человека? Бесконечное количество, или же есть предел? Она своего, в любом случае, еще не достигла.

— Я заеду к тебе на днях, когда найду адреса тех, с кем ты была на Войне. Покажу всех живыми…

Ей бы ответить «отвали» или «зря стараешься», но она просто молчала — старалась не плакать. Приедет, покажет, свозит, уедет… Все вдруг стало таким чужим и неопределенным. Последние три недели они были вместе — ели, читали, жили, гуляли с Бартом, занимались на лужайке, пили в баре… Быть может, та жизнь не была идеальной, но она была «ее» — жизнью Ани, — а теперь не осталось и ее.

Впереди снова пустота.

Придется выкладывать новый пол из кирпичей — найти бы их. Найти и притащить, собраться с силами и понять, зачем и для чего строить новый дом, найти силы верить. Наверное, она найдет их, позже, а сейчас не до жиру — лишь бы не расклеиться.

— Я знаю, что ты, наверное, попытаешься устроиться на работу — старую или новую, я не знаю, — но Стив обещал дать справку о болезни. Такую примут в любом учреждении.

Как мило. Рыжий наступил себе на горло и еще раз позаботился о грязнульке-Ани. А Дэйн… Как просто он теперь говорит о ней и ее будущей жизни уже в отсутствии себя. Как все, оказывается, легко…

Ей бы напиться или забыться, но ведь не поможет. Все придется самой, все через себя, на собственных плечах. Держись, маленькая Ани, держись…

На этот раз она отчетливо узнала темный провал подъезда и железную дверь — больше не путалась в хитросплетениях района. Болезненно колола мысль о том, что водитель все это время знал точное местоположение ее дома, но предпочитал держать «пациентку» в своем.

Зачем?

Ей отчаянно хотелось стать маленькой и растерянной, способной просто ухватиться за его колено и спросить «зачем»? Объясни мне, пожалуйста, погладь! Поддержи, скажи что-нибудь хорошее. Не уезжай, ведь все должно было быть не так… Я не хочу одна, не хочу, я боюсь…

Но водитель смотрел в сторону и молчал. Да и зачем говорить? Ведь «вспомнившая все» она вдруг стала для руководителя «Войны» отработанным материалом.

Черт…

А она? Что сказать на прощание? Ненавижу? Спасибо, что приютил? Опять съязвить? Спросить, когда встретятся опять?

Чем важнее момент, тем глупее кажутся слова, и поэтому Ани сжала зубы так же крепко, как и сумочку в руках, открыла дверь и, не прощаясь, вышла из машины.

Эта ночь далась ей тяжелее, чем все остальные.

Тысячи разрозненных кубиков мозаики, тысячи обрывочных воспоминаний и она одна. Одна, как и всегда, против всего мира.

В голове плыли слова, слышались чужие голоса, сменяли друг друга изображения — лица, места, города… Слишком много кусков лоскута — такие не сшить в красивое теплое одеяло, проще все выкинуть.

Как жить дальше? Куда двигаться?

Едкий дым рвал легкие, но губы тянулись к фильтру, а дрожащие пальцы раз за разом подносили сигарету ко рту.

«Не начинай…»

Все, док, ты в прошлом. Кого теперь интересует твое мнение?

Такой «использованной» она не чувствовала себя даже после того, как вернулась с «Войны». Тогда были иные чувства, иная цель — тогда хотелось отомстить. А теперь? Ради чего все? Живые, мертвые… Оказывается, «Война» была иллюзией, она была ненастоящей, никто не погиб… Удивительно, но даже эта мысль не приносила облегчения, ведь Ани уже все пережила, перестрадала, по полной пропустила через собственное сердце. А кто вернет нервы? Кто заплатит за них? Ах, издержки системы…

Маленькая, глупая, доверчивая, а теперь полностью потерянная.

Ничего, она сумеет оставить все позади. Встанет с утра новой — неважно, чего это будет стоить, — и начнет все в очередной раз заново.

Вот только это будет завтра. А сегодня…

За что? За что? — Кому адресовать этот вопрос — Себе? Жизни? Дэйну?

Выполоскали, выстирали и не повесили сушиться, не расправили, а просто выкинули мокрым смятым комком в кусты.

Ничего, есть руки и ноги, есть душа, а утро наступит уже через несколько часов. Поспать бы, просто заснуть, а там будет видно.

Она затушила третий окурок, потерла сухие глаза пальцами — слезы еще прольются, время наступит, — Ани знала это наверняка, — слезла с подоконника, поставила пепельницу на стол и направилась к кровати.