Вероника Мелан - Мистерия

И пока Тайра слушала истории поющей травы, Ким говорил о том, что когда-нибудь она — Тайра — займет его место хранителя знаний. Унаследует книги, найдет для них новую лучшую обитель, пополнит библиотеку своими записями и однажды найдет того, кому все это бесценное сокровище передать.

— Ким, это все так далеко. Зачем ты говоришь об этом?

— Ничего не бывает близко или далеко, Тайра. Оно просто есть.

— Но ты еще не так стар, а у меня даже нет своего дома. Никто не позволит мне забрать у тебя книги и хранить их. Никто, мне кажется, вообще не оставит меня в покое — все всегда постоянно будут чего-то хотеть. Моих умений, моего труда, моего тела…

Ей было грустно говорить об этом и еще горше мечтать — как отколоться от общества и заиметь свой собственный угол? Как вообще перебраться к Киму на постоянное место жительства и забыть о том, что вокруг бормочет звуками разноголосый Руур?

— Все придет, Тайра. Придет. Нелегко и не сразу, но все сложится. Ты только книги не оставляй чужим людям.

Тогда она молчала в ответ. Потому что верила, что впереди еще много таких вечеров, и что Ким позаботится о книгах, ведь она только сейчас начала узнавать по-настоящему важные вещи, только сейчас начала учиться. И еще молчала, потому что верила в то, что старый учитель будет жить вечно.

Тот день, расколовший ее жизнь надвое, принес сразу две смерти — Раджа и… Кима.

Почему? Это навсегда осталось загадкой.

Даже теперь, стоя под беспощадным солнцем, три недели спустя, Тайра не хотела об этом вспоминать, но обезумевшая от горечи память — память, что жалела саму себя, — принялась вытаскивать на свет, отдающие привкусом отчаяния и безнадеги, детали.

Радж умер ночью. Прибывшие в дом лекари поначалу пытались бороться за его жизнь, позже констатировали смерть, а после увезли бездыханное тело на запряженной лошадью телеге.

Оцепеневшую в ужасе и растерянности Тайру оставили одну.

До самого утра та, то проваливаясь в кошмарные сны, то выныривая из них, боролась с ощущением присутствия в доме кого-то темного — иной пугающей силы, что появилась в опустевших стенах одновременно со смертью хозяина. А утром, стоило первым лучам солнца осветить улицу, запинаясь за складки мятого тулу, она со всех ног бросилась прочь — к единственному дому, который мог согреть и к единственному человеку, который мог что-то объяснить.

В то утро, как ни в какое другое, ей требовалась помощь, подсказка, совет. Что делать? Как жить дальше?

Но вместо ответов у дверей лачуги старого учителя ее ждали новые вопросы в виде стражей Правителя.

— Кто такая? Внутрь нельзя!

Перед лицом пытающейся прорваться в дом Кима Тайры, скрестились лезвия ножей.

— Я работаю здесь служанкой. Пустите. Мой хозяин слеп, ему может понадобиться помощь!

— Твоему хозяину уже не понадобится помощь…

Не обращая внимания на странные слова, Тайра на свой страх и риск поднырнула под острые лезвия и бросилась внутрь.

Как это — не понадобится ее помощь? Конечно, понадобится. Ведь Ким совсем один.

Зачем здесь стражи?

Она нашла его лежащим в старом кресле. Спокойного, умиротворенного, даже расслабленного. Только… пустого. Не звенящего светом человека с переплетением из различных энергетических структур, а физическую оболочку. Которую покинула душа.

Нет… Нет. Нет!

— Ким!

Если бы не прозвучавший в комнате незнакомый голос, она кинулась бы к учителю, чтобы обнять, чтобы попрощаться, чтобы прижать к себе сухую руку, чтобы…

— Так-так-так. А вот и ты! Как хорошо, что не придется за тобой посылать. Одна служанка, и оба хозяина мертвы. Как занимательно… Стража!

На выкрик высокого усатого мужчины, одетого в белую с золотым туру и свободные с вышивкой штаны, прибежали солдаты.

— Что…Что с ним случилось? Почему? Как… Как же так?

Она лопотала без остановки, не замечая того, что за спиной скручивают руки.

— Он не мог умереть, не мог… Он ведь был еще не стар. Ким! Ки-и-и-иммм!!!

Тонкий голос сорвался на визг и оборвался хрипом.

Усатый поморщился, и прищурил сверкающие ненавистью черные глаза.

— Вот ты нам и расскажешь, сутра, почему он умер. Точнее, почему умерли оба.

— Это не я! — Прошептала Тайра и почувствовала, что сейчас сломается — треснет изнутри, расколется и зашипит, пролившейся на раскаленную землю, влагой. — Я не… Что… Почему он умер? Почему?!

Ее лишь жестче подхватили под руки. Черноусый не ответил — вместо этого коротко скомандовал:

— Уведите эту колдунью с глаз долой.

Тогда она впервые за долгое время услышала это слово вновь.

(Oystein Sevag — Seen From Above)

Странно, но возвращаясь в те дни, Тайре даже теперь малодушно казалось, что было бы лучше, если бы Радж выжил. Ведь тогда осталось бы хоть что-то знакомое: кровать под лестницей, метлы в углу, серебро, которое нужно чистить и отражающиеся от стен зычные окрики. Пусть даже злые, но все же знакомые.

А так потерялось сразу все — качнулся под ногами мост, проломились под ногами прогнившие доски, и перила, щепки, веревки — все полетело вниз, в бурное и мутное, состоящее из грязи, течение.

Нет, в камеру ее бросили не сразу — первые пять часов ее допрашивал тот, кого она никогда прежде не видела и о ком в Рууре слагали пугающие мрачностью легенды — колдун Алу Брамхи-Джава.

Помнится, несколько лет назад она спросила о нем Кима — правда ли, мол, что колдун? И почему не мистик?

Тогда еще живой Кимайран покачал головой.

— Мистик — это тот, кто знает о даре, уважает его, умеет им пользоваться, хранит для себя и никогда не использует во вред. Колдуном же зовется тот, кто извлекает из полученных умений личную выгоду, направляет, наплевав на запрет Старших, против других, использует в злых целях. Такой человек чернит собственную душу, Тайра, порочит ее, и, значит, никогда не переродится в лучших условиях, а уйдет в нижний мир, чтобы раствориться в нем насовсем.

— Но зачем он это делает? Если знает, что так будет?

— Люди знают о многом, но не во многое верят — в этом проблема. Брамхи-Джава полагает, что сможет избежать суда Бога, но он ошибается. Он черен изнутри. Избегай встреч с ним, Тайра.

И она избегала бы.

Если бы могла.

За те пять часов, что она провела с ним наедине в темном и прохладном зале — зале допросов, расположенном в прилегающей к тюрьме постройке, — она поняла следующее: Радж Кахум был скотиной, но ему было далеко до Брамхи-Джавы — высокого, плотного, черноглазого и крайне неприятного на вид человека.

Черная с зеленым мантия, горбатый нос, пренебрежительно отвислая нижняя губа и вделанный в юру (*головной убор, напоминающий тюрбан — прим. автора) сверкающий красный камень делали его похожим на актера — пародию на самого себя, великого колдуна.