Юлия Григорьева - Солнышко (СИ)

Повелитель улыбнулся и снова поцеловал меня. Затем отступил вглубь камеры и уселся в кресло. Обиделся?

- Нет, я не обиделся, Солнышко, - ответил хан.

- Тогда почему отошел? - спросила я.

- Тебе пора спать, отрада моего сердца, - сказал Таймаз, встал и вернулся к решетке, заключая мое лицо в ладони. - Я буду ждать тебя, - тихо сказал он, целуя.

- Я обязательно приду, как только смогу, - ответила я.

Таймаз снова отступил, я тоже. Уходить жутко не хотелось, но хан был прав, завтра сложный день, нужно отдохнуть хоть немного перед скандалом с отцом. Сделав над собой усилие, я развернулась и побежала к выходу. Остановилась, прислушалась и выскользнула на улицу. Сделала несколько шагов и чуть не уткнулось носом в грудь Ника. Он придержал меня за плечи, невольно потупилась, смутившись. Ник приподнял мою голову за подбородок, глядя с затаенной нежностью. Барон отпустил меня и отступил на шаг.

- Любите ночные прогулки, Ана? - спросил он.

- Да, захотелось подышать воздухом, - ответила я.

- В районе камер воздух лучше? - усмехнулся барон.

Я вспыхнула и попыталась его обойти, Ник не мешал. Но вскоре догнал, пристраиваясь рядом. Барон проводил меня до дверей комнаты, не заговаривая и не прикасаясь. Я, молча, кивнула ему, прощаясь, взялась за ручку, собираясь войти, и Ник накрыл мою руку своей.

- Я все еще жду вас, Ана, - сказал он. - Для меня ничего не изменилось.

- Простите меня, Ник, - я опустила глаза, осторожно вытянула руку и зашла в комнату.

- Сладких вам снов, Солнышко, - услышала я и тяжело вздохнула. Почему-то перед Граем я чувствовала вину.

"Невозможно голубку одну в небо выпустить, так и кружат ястребы", - проворчал голос. - "Отрада моего сердца, а ты еще удивляешься, почему мы лица своих женщин прячем".

Я улыбнулась и ничего не ответила. Ревнует, приятно. Хан еще какое-то время ворчал, потом замурлыкал песенку, под которую я и уснула.

Утро началось с горна. Я уже успела забыть этот звук, но моментально вскочила с кровати. Многолетняя привычка сработала раньше, чем я открыла глаза.

- Ана, спи, нас это уже не касается, - зевнул генерал и повернулся на другой бок.

Я тут же повалилась на подушку, вспоминая, как начиналось мое утро в ханском дворце, с улыбки Айши. Как там мои девушки без меня? Улуч расстроится... Я ему приветы через служанок передавала, и своим новым подругам тоже, а сегодня никто ничего не передаст. Улуч же, как ребенок, даром, что громадина, точно расстроится. От этих мыслей сон исчез совершенно. Я села на кровати и взглянула на папу. Он тихо посапывал, досматривая свои сны. Я встала и на цыпочках прокралась к медному тазу и кувшину с водой, приготовленному с вечера для умывания, и привела себя в порядок, стараясь сильно не плескаться. Папа заворочался, и я замерла, давая ему снова уснуть. Затем натянула платье и вышла из комнаты.

Я прошла во двор и увидела, что построение еще не закончилось. Первый раз я видела со стороны, как это происходит. Сейчас был как раз подъем флага. Гарнизон стоял навытяжку, прижав правую руку к сердцу, и следил, как орнийский орел взлетает на вершину мачты. Я почувствовала легкую грусть, вспоминая построения в кадетском корпусе, вспомнила свое умиление в такие минуты и покраснела. Такое ощущение, что все это было в далеком детстве, словно я играла в кадета его величества, а сейчас уже выросла из этой игры. И все же сегодня мне придется натянуть мундир, чтобы остаться здесь.

- Разойдись, - хрипло крикнул майор Смур, и строй распался.

Несколько солдат направились к конюшне, сегодняшний дозор. Более многочисленная группа пошла получать провиант, эти отправляются на кордоны. Остальные пошли завтракать. Дозор позавтракает после обхода, кордоны после получения провианта, и заступать на границу. И так каждый день, из месяца в месяц, из года в год, пока не состарятся, и пора будет уходить на гражданку, имея скромную пенсию и накопления, если такие удалось сделать за время службы. Ни кола, ни двора, ни семьи, ни детей, только раны и военная выучка... И почему я все это раньше не замечала? Почему думала только о славных делах, которые впишут мое имя в учебники рядом с именем моего отца? Я перевела взгляд на женщин и нахмурилась, они и в правду мало похожи на женщин. Если бы не угадывающиеся холмики грудей, то их можно было бы признать за мужчин, даже поведение такое же.

"Печальное зрелище", - ожил в голове голос моего хана. - "Доброе утро, солнце моей души".

"Доброе утро, Таймаз. Я хотела быть такой же",- грустно подумала я.

"Моей львице не нужно превращаться в мужчину, она в душе воительница", - я ясно чувствовала, как он улыбается, без насмешки или издевки, пусть и добродушной.

"Гордый орел и львица, странная пара", - усмехнулась я.

В голове зазвучал веселый смех, и я сама не удержалась от смешка. Меня тут же заметил Крайс. Он направился ко мне, вид у него был недовольный и немного смущенный. Я с любопытством рассмотрела распухший нос друга детства.

- Кто это тебя так? - сочувственно спросила я, пряча улыбку.

- В темноте на косяк налетел, - отмахнулся капитан. - Как спалось на Родине?

- Чудесно, без кошмаров, - ответила я, продолжая рассматривать его нос.

- Скоро пройдет, - произнес Шеллис, невольно отворачиваясь.

- Что будет с ханом? - спросила я, стараясь выглядеть как можно более равнодушной.

Враждебное отношение Крайса к повелителю степей мне не нравилось. И даже не потому, что меня это задевало, так как касалось любимого мужчины. А потому, что я не доверяла другу детства. Было чувство, что капитан что-то держит в своей голове. И это очень напрягало. Интересно, а хан видит замыслы Крайса.

"Вижу", - прозвучал ленивый ответ.

"И что?" - тут же откликнулась я.

Хан промолчал, и я начала серьезно нервничать. Крайс тоже молчал, что нервировало меня еще больше. Капитан Шеллис поглядывал на боевых товарищей и машинально поглаживал рукоять меча. Мой взгляд буквально приковало к этой нехитрой манипуляции. Противные мурашки поползли по позвоночнику. Крайс обернулся ко мне, проследил мой взгляд и убрал руку от меча, занимавшего сейчас строевое положение. В походе и в бою ножны одевались на спину, чтобы оружие не мешало движению. В мирное время и на службе ножны крепились на пояс.

- Крайс, что ты задумал? - спросила я и откашлялась, потому что голос стал хриплым.

- Ничего, - он пожал плечами, но ответ прозвучал фальшиво. - Что тебя тревожит?

- Только не делай глупостей, - прошептала я, не в силах держать себя в руках.

- Глупостей? - Крайс мрачно взглянул в сторону карцера. - Я узнал его, Солнышко. Он убил моего отца. Он ТАМ был, Солнышко!

- Как ты можешь помнить, Крайс? - голос, наконец, вернулся. - Тебе было всего двенадцать! Прошло почти столько же лет, как ты можешь помнить лицо?!