Татьяна Шмидко - Дежавю

– Бэль, я… мне так… Нет, я бы хотел, чтобы такая ситуация никогда не возникла.

Я удивленно посмотрела на него.

– Ты о чем?

Он нахмурился и сказал:

– Я считаю, что из-за встречи со мной ты перенесла многое… боль расставания… – при этих словах он слегка зажмурился и сжал руль сильнее, – испытала на себе ненависть бессмертных, твоя жизнь находилась под угрозой и, в конце концов, ты ее потеряла.

Я уже, было, открыла рот, чтобы начать яростно с ним спорить, но он сказал:

– Умоляю, дай мне выговориться!

Мне было невыносимо смотреть, как он мучается от чувства вины, не желая понимать одно – я все прожитое считаю платой за то, что я обрела с ним. Я обрела его. И это главное. Я сложила руки на груди и, понимая свое бессилие, уставилась на него.

– Мне только приходится догадываться каково это – видеть своих родителей живыми после перерождения. Я бы многое отдал, чтобы мои родители жили, но, увы…

Я понимала, что он издергался сам от переживаний, и сейчас не лучшее время, чтобы их обоюдно разделять. Поэтому я подняла палец и сказала:

– Эдуард Ричардсон!

Он запнулся и, не глядя на меня, сказал:

– Не желаешь слушать? – на его лице промелькнула гримаса боли.

– Нет. Ни сегодня, ни завтра, никогда. Мне больно видеть, как тебя съедает чувство вины. И не позволю дальше тебе продолжать в таком духе. Я тебя люблю и простила себя за все мои глупости, в которых ты винишь себя. Хочешь, выдам тебе индульгенцию? Думаю, что Джек поможет ее подделать, печать будет как настоящая!

Эдуард усмехнулся. Но глаза остались серьезными.

– Ты еще не улавливаешь все нюансы…

Закрыв глаза, я стукнулась головой о подголовник сиденья и сказала:

– Да, я маленькая, глупенькая вампирша, которая не понимает всю тяжесть сложившейся ситуации. И настрадаюсь еще, когда поумнею и пойму, что недостаточно намучилась. И тогда ты мне все это расскажешь.

Я зло уставилась в окно, сложив руки на груди, не желая продолжать разговор. Так мы проехали половину пути. Потом Эдуард шумно выдохнул и сказал:

– Я, наверное, опять преувеличиваю?

Мне не хотелось разговаривать, я просто утвердительно кивнула головой. Мы проехали еще пару минут.

Чтобы как-то разбавить тишину, Эдуард стал напевать мою любимую мелодию. Я стала тихонько подпевать. Он улыбнулся и запел увереннее, чувствуя, что ссора миновала.

На пароме было многолюдно, мы даже встретили пару соседей, которые радостно сообщили нам о своих рождественских планах. Они уезжали во Францию на две недели, где планировали посетить замок Тюильри и проехать на велосипедах вдоль Лазурного побережья.

Припарковавшись на стоянке у аэропорта, мы вскоре стояли в толпе встречающих, которые ждали прибывающий с минуты на минуту рейс. Мне было неуютно от того, что люди стояли так близко. Женщины и дети, мужчины и старики неимоверно аппетитно пахли. Мне казалось, что весь аэропорт до стеклянного верха наполнен биением тысяч сердец. А огромное количество стекол отражало это биение слабой вибрацией, смешиваясь с механическим бряцанием, лязгом эскалатора и лифтов. Честно говоря, они сливались в сплошную какофонию, которая все равно не заглушала звук сердец, качающих кровь. Это было настоящей пыткой. Но самое худшее было то, что окружающие до ужаса аппетитно пахли. Отчего-то тело решило, что мы на охоте, и рот наполнился ядовитой слюной; мне пришлось сильно сжать кулаки, чтобы удостовериться в послушании собственного тела. Я взглянула на Эдуарда. Он стоял как ни в чем не бывало и, спокойно глядя мне в глаза, сказал:

– Не нужно сосредотачиваться на этом. Просто думай о том, как обрадуется Келлан, если ты все-таки откроешь счет.

Я скорчила недовольную гримасу, почувствовав, что немного расслабилась. Келлан давно поспорил, что я стану кровожадной вампиршей, которая будет убивать всех направо и налево. Эдуард прекрасно знал, что я ни за что не позволю себе подобного. Хотя мне иногда до чертиков хотелось попробовать эту ароматную, теплую… Все, мне нужно было на воздух. Скорее бы Мо прилетела. Скорее бы убраться из аэропорта!

Я переступила с ноги на ногу и заставила себя двигать плечами, словно я дышу. Как только я перестала дышать, безумное пламя в горле стало жечь не так сильно. Мышцы постепенно стали расслабляться, и я просто наблюдала за происходящим. Эдуард, увидев, что кризис миновал, просто обнял меня за плечи. Потом с горькой улыбкой добавил:

– Все-таки мне следовало чаще бывать с тобой среди людей. Ты так совсем отвыкнешь от их запаха.

Я кисло улыбнулась в ответ и еще раз поправила большую куртку, которая, по плану Алисы, должна была прикрыть совершенное тело, создавая впечатление неуклюжести и беспомощности. Немного ссутулилась. Потом поправила волосы, собранные в хвост. Алиса стянула их максимально туго, чтобы зрительно уменьшить объем.

Наконец-то в дверях появилась загоревшая Мо, которая пыталась найти нас в толпе встречающих. Мама, конечно же, была одета не по погоде – какая-то легкомысленная куртка и джинсы. Правда, Мо обернула вокруг шеи несколько раз огромный шарф, надеясь, что он спасет ее от холодных ветров Северной Америки. Она немного поправилась, и седых волос стало больше, но это была все та же милая и задушевная Мо.

А когда я увидела ее теплые глаза с любимыми морщинками-лучиками вокруг, то моя внутренняя оборона вдруг рухнула. Я поняла, как соскучилась по ней. И если бы мои глаза могли плакать, то сейчас бы с удовольствием разрыдалась от счастья. Она искала нас глазами в толпе встречающих, несколько раз ее взгляд проскользнул по мне, но остановился только на Эдуарде. Потом она посмотрела на меня, и я услышала, как сбилось биение ее сердца, и она издала судорожный вздох. Я даже сделала шаг назад, на секунду решив скрыться в толпе, однако мягкое движение рук Эдуарда остановило меня. Он улыбнулся и повел меня к Мо. Минутный испуг прошел, и я словно очнулась. Страха и неуверенности больше не было.

Я бросилась к ней навстречу, правда, вышло несколько быстро для человеческих глаз.

Мы остановились напротив друг друга, и я с опаской ожидала первой фразы Мо. Она сказала:

– Моя девочка, как ты похорошела!

Но не настораживающее «Ты ли это?» или «Ой, что с тобой произошло?» Я почувствовала облегчение, хоть и мимолетное – Мо все-таки заметила разницу. Я не стала себя в этом обманывать. Она кинулась обнимать меня, а я только попыталась расслабиться, надеясь, что так мое каменное холодное тело будет более узнаваемым для мамы. Я неуклюже обняла ее, даже пыталась потерять равновесие при этом. Но не удалось. Какой-то встроенный гироскоп в голове не давал мне ни одного шанса на падение.

Эдуард беззаботно сказал:

– Многие женщины расцветают в счастливом браке.