Айви Девлин - Красная луна

Я видела волков. Всю свою жизнь прожила рядом с ними.

Я вспомнила тот снимок, который мне приносил папа, фотографию волка в городе. Он сказал, что этот снимок был подтверждением тому, что истории про оборотней — вымысел, а мне тогда отчетливо показалось, что изображенный на нем зверь очень одинок.

Одинок и напуган, прямо как Бен сейчас. Я уловила его страх, его желание, то чувство одиночества, которое он испытывал с тех пор, как погибли его родители, и то одиночество, которое он испытывал всегда, потому что он кого-то ждал, кого-то, с кем можно будет делиться чувствами, но я была не такая, как он, и он боялся, что никогда не будет нужен мне так же, как нужна ему я, и…

— Бен, — сказала я, и мой голос сорвался.

Меня безумно влекло к нему. И когда он услышал это — как я назвала его по имени, когда почувствовал, что за переживания стоят за этим, — он бросил пакет с едой и метнулся ко мне с такой скоростью, что я его даже не увидела.

Лишь почувствовала, что он прижался ко мне, наши тела переплелись, я вжималась спиной в стену, а он целовал меня, сначала робко, потом все настойчивее.

Он пожирал меня губами.

Наши чувства, наше желание подпитывались друг от друга, страсть накалилась настолько, что мне почти казалось, что воздух вокруг нас посверкивает.

Я запустила руку ему под майку, дотронулась до его живота, до кубиков пресса, потом подняла руку к груди. Он стонал и нашептывал мое имя — Эйвери, — и я опустила руку обратно к талии, а потом скользнула вверх по спине. Я коснулась пальцами крохотного треугольничка, доказательства его природы, отличной от человеческой, и подумала…

Я подумала, что он прекрасен. И идеально мне подходит.

Я ласкала его, а он меня — губами, руками, — потом его губы опустились ниже, он стал целовать мои ключицы, отодвигая пальцами майку, потом залез под нее и принялся медленно гладить мою талию, поднимаясь вверх. Я выгнулась, прижимаясь к нему, я хотела, чтобы он делал все быстрее, я хотела его, а он дрожал, еле справляясь с силой влечения, и тут я услышала какой-то звук, тихое и нежное поскуливание, животное выражение чистого желания.

Но его издал не Бен.

А я сама.

Это застонала я, и, услышав это, Бен вздрогнул, прошептал мое имя и еще крепче прижался ко мне. Одну руку он опустил на мои бедра, и я льнула к нему, я так хотела…

— Эй, Эйвери! — услышала я, и это был не Бен.

Рене.

Я распахнула глаза и увидела ее — она смотрела прямо на нас с Беном.

— Я… привет, — пробормотала я.

Она откашлялась и сказала:

— Ты сказала, что пойдешь в туалет.

— Я встретила Бена.

Рене сурово посмотрела на нас и ответила:

— Это я и сама вижу.

Бен отстранился от меня, сунул руки в карманы и опустил голову — он уловил гнев Рене.

— Я не собиралась…

— Мне кажется, тебе лучше помолчать, — перебила она. — Даже думать не хочу, что было бы, если бы я не появилась. Вам обоим всего семнадцать лет, и, очевидно, ни один не думает о возможных последствиях, а Эйвери уже достаточно натерпелась. — Она смотрела на Бена, сощурив глаза. — Ты меня понимаешь?

— Я бы не сделал ей ничего плохого, — сказал Бен тихо и торжественно.

— Значит, ты не против уйти и дать ей доесть? — спросила она.

Бен сглотнул, посмотрел на меня. Мне так хотелось…

От того, что мне хотелось, я вся сжималась в комок.

Но он сказал «да», отошел от меня и поднял свой пакет.

— Хорошо, — сказала Рене и посмотрела на него. — Передай Луису, что мне было любопытно встретить его родственника.

— Я… Эйвери… — Он посмотрел на меня.

Рене снова откашлялась и добавила:

— Уверена, что тебе надо отнести еду домой. Я права?

Бен кивнул, бросил взгляд на меня, а потом убежал, исчезнув в темноте, как вспышка. Нечеловечески быстро.

Рене этого не заметила. Она была слишком занята мной, а я поправила майку, провела пальцем по вспухшим от поцелуев губам.

— Наверное, нам лучше вернуться домой, — предложила она, и мы поехали.

Почти всю дорогу она молчала.

— Не знала, что тебе нравится Бен, — наконец сказала она.

— Все… довольно сложно, — ответила я.

— Сложно?

— Да, — тихо проговорила я. — Я никогда не испытывала того, что чувствую, когда рядом он.

— Что ж, это неудивительно. Ты молода. Знаю, что тебе наверняка неприятно это слышать, но скажу правду. Будет еще много мальчиков, и… с ними ты будешь чувствовать то же самое.

— Нет, — ответила я. — Не буду.

Услышав мои слова, Рене резко выдохнула, но промолчала.

— Что завтра будем делать? — поинтересовалась я после паузы. — Достраивать крыльцо?

— Эйвери, если тебе захочется поговорить, то я в твоем распоряжении, я тебя выслушаю, — сказала она, а потом рассказала про планы на крыльцо.

Рене говорила, а я смотрела на нее, на ее напряженную от волнения челюсть, и мне так хотелось заверить ее, что все будет хорошо. Что мы с Беном другие, не такие, как все.

Я хотела сказать ей, что мы с ним вдвоем можем сделать что угодно. Я была уверена в этом всем сердцем, всей душой. Сказать ей, что я ему доверяю, и не зря, сегодня я убедилась в этом.

Но я подумала, что это не то, что она хотела от меня услышать, по крайней мере сейчас, так что я просто слушала. Пыталась думать о том, что она сказала, о том, что мы с ней все еще узнаем друг друга. Я наконец начинала ощущать, что она моя родня, и это было мне нужно, я хотела этого.

Но я думала и о Бене, надеясь, что он тоже думает обо мне.

Точнее, так было до следующего утра, когда я проснулась и узнала, что убили еще троих человек.

25

Только встав, я, разумеется, еще ничего не знала. Мне снился Бен, мы были вдвоем, и когда я проснулась, то покраснела и порадовалась тому, что моих снов никто, кроме меня, не видит. Хотя Бен мог почувствовать эмоции из сна, и с мыслями об этом я пошла в ванную, стараясь уловить то, что чувствует он.

Тишина. Я вспомнила свои сны, впустила их в мысли и снова попыталась поймать чувства Бена.

Безрезультатно. Его как будто вообще не было.

С этими мыслями я вошла в ванную и увидела свои волосы. Кроваво-красная прядь, которая появилась некоторое время назад и которую я состригла, из-за которой меня обозвали пр о клятой — да я так себя и чувствовала, — снова появилась, сверкая еще ярче и насыщеннее, чем раньше.

Она сияла, как кровь.

Я сглотнула, голова у меня закружилась, я уперлась руками в раковину и наклонилась. На белый фарфор упала ярко-красная прядь волос. Я дотронулась до нее, боясь, что она окажется мокрой. И липкой.

Нет, она была сухой, но тем не менее. Кроваво-красная, блестящая. Я поняла, что что-то стряслось. Нечто ужасное.

Тогда я еще не знала, насколько.

Я спустилась вниз. Рене тоже уже встала. Она стояла в кухне, уставившись на стол. Глаза у нее были красные и опухшие. Когда я вошла, она посмотрела на меня.