Эбигейл Гиббс - Тени школы Кейбл

— Иди домой! — приказал он.

Пробормотав последнее оскорбление, я сделала решительный шаг и взмыла в воздух. За мной последовали несколько Атан.

— Нет, пусть остынет. Ей нужно справиться с этим, — услышала я слова Эдмунда и так громко и пронзительно закричала от возмущения, что не услышать этого они просто не могли.

Ни холодный воздух, ни нужные для полета усилия не смогли улучшить мое настроение. И когда я наконец приземлилась у дома и должна была пройти тщательную проверку охраной, которую нам навязали, то с раздражением постукивала ногой и мешала им, как только могла. В конце концов меня пропустили, и я, перепрыгнув через калитку, ударом магии открыла входную дверь. Она с силой распахнулась и оставила вмятину в стене.

Я пронеслась вверх по лестнице, краем глаза заметив Алию, которая выскочила из гостиной.

Отлично, пусть она все родителям и объясняет!

Я бросилась на кровать и закричала в подушку, будучи не в состоянии сдержать тот самый нрав, которым славилась в детстве. Тот факт, что я никого не подожгла, был доказательством того, что до моего самого важного дня рождения оставалось всего пять часов.

Дурацкие приказы! Дурацкие Атенеа!

Они не имеют права скрывать от меня информацию о моей бабушке!

Должно быть, это связано с моими способностями к пров´иде­нию. Как сказал Фэллон, я — стеклянное украшение. Знала ли она что-нибудь обо всем этом? Наверняка. Она все знала… Возможно, однажды я тоже буду знать все.

Никто меня не тревожил, и я варилась в собственном гневе до полуночи.

«С днем рождения», — пропела я сама себе грустным голосом.

Я проснулась и почувствовала запах цветущего сада, такого же, какой был у дома моей бабушки. Я перевернулась на спину и глубоко вдохнула этот свежий, слегка влажный воздух. Запах был чудесный — легкий и освежающий. И еще приятнее было от того, что мое одеяло грели теплые солнечные лучи…

Только после третьего вдоха я осознала, что моя комната не должна пахнуть весенним днем, и когда села на постели и открыла глаза, то не смогла сдержать восторженного возгласа. Всюду стояли цветы и подарки, а в самом центре разместился огромный букет роз.

Посмотрев на часы на прикроватной тумбочке — или, точнее, на вазу с тюльпанами, которую мне пришлось отодвинуть, чтобы увидеть циферблат, — я поняла, что уже почти десять. И конечно, было слышно, как кто-то возится в кухне, из комнаты родителей доносилось гудение фена, а снаружи Атаны оживленно болтали на сейджианском.

Я отбросила одеяло и в ночной рубашке пошла к розам. С края вазы свисали две карточки. На первой были нарисованы воздушные шары и именинный торт, а на обратной стороне была надпись:

Надеюсь, ты не возражаешь, что я приворожил твое сердце;)

С днем рождения! С любовью, Фэллон

Придурок! Если он думает, что, получив эти цветы, я когда-нибудь… когда-нибудь прощу его… Я открыла вторую карточку, прочитала ее и тут же сожгла от злости.

Никогда не оскорбляй меня. Ты сделала мне больно. Если бы ­решение зависело от меня, я бы давно все тебе рассказал. Но это не так.

Е. К. В. принц Фэллон

А как насчет того, что от всей этой лжи мне тоже больно? От того, что меня держали в неведении, словно дитя малое!

Я подошла к следующему букету, составленному из бледно-желтых и золотистых роз и гвоздик и листьями папоротника по кругу. Это был букет от Эдмунда, который прислал еще и бо­гато украшенную открытку. Среди подарков была деревянная обув­ная коробка, в которой я обнаружила пару великолепных, украшенных стразами шелковых бальных туфель. Я громко рассмеялась, заметив, что они без каблука.

Дальше стоял горшок, из которого на мой стол и ниже свисали белые с желтыми серединами цветы, по форме напоминавшие крошечные граммофоны, которые непрочно крепились к извивающимся, словно плющ, стеблям. Опустившись на колени, я прочитала, что это подарок от всей семьи Мортено, а цветы назывались вьюнком и символизировали смиренное упорство. Я наклонила голову и вдохнула их аромат, восхищаясь тем, как переплетаются друг с другом липкие стебли.

Затем я перешла к самому яркому букету в комнате — к охапке высоких желтых роз в прозрачной вазе. На карточке значились имена герцога и герцогини Виктория. Рядом с вазой стояла большая плетеная корзина, доверху наполненная конфетами, шоколадом и свежими фруктами. В ней же, завернутые в прозрачную сиреневую ткань, лежали комплекты постельного белья, на золотистой поверхности которых виднелся красивый рисунок. Мне показалось, что это герб, но развернуть замысловатую упаковку я не решилась. Тут же лежали и полотенца, на которых были вышиты мои инициалы.

Самый большой букет представлял собой композицию, выложенную в форме эмблемы герцогини английской: смесь красных и магическим образом высушенных золотистых роз и имитации Прикосновение смерти. Последнее было весьма кстати, учитывая тот факт, что в доме были люди. Он был слишком тяжелый, так что поднять его я смогла, только прибегнув к магии, после чего еще какое-то время пришлось крутить его в поисках карточки. Она была запечатана восковым гербом Атенеа. Внутри я обнаружила записку с поздравлением, пожеланием долгих лет жизни и неофициальным приглашением занять свое место в Совете. Написано было, что цветы являются подарком от всей королевской семьи, но, судя по подписи, король начертал пожелание собственной рукой.

— Силы небесные… — выдохнула я, отходя на шаг назад.

Я знала, что осыпáть девушку цветами на знаменательные дни рождения было сейджеанской традицией, но была поражена количеством людей, которые решили поздравить меня. Продолжая свое путешествие между вазами, я недоумевала, откуда герцоги Милана и Бретани, а также виконт из Баварии знали, куда отправлять их или как пробраться через кольцо охра­ны, в которое я теперь была закована. Эту тайну я раскрыла, когда добралась до орхидеи, присланной из сейджеанского посольства в Лондоне, к которой прилагалась карточка с извинениями. Но это было еще не все: я получила поздравления от директора школы Сент-Сапфаер и других учителей, от друзей по старой школе и не только, здесь же было ожерелье и одна стеклянная ро­зовая роза от Джо. А дальше оказалась гора гораздо более человеческих подарков, в которых было полно наборов дешевой косметики и открыток от моих друзей; наконец, были даже открытки «с шестнадцатилетием» от тетушек и дядей по маминой линии, о существовании которых я и не подозревала.

Медленно выдохнув, я снова упала на кровать, раздираемая противоречивыми чувствами. С одной стороны, то, что обнаружилось вчера, взволновало и разозлило меня, с другой стороны, я была разочарована… Принц мне соврал. Почему он просто не сказал, что приехал из-за Экстермино? В этом не было ника­кого смысла, и за исключением моих подозрений, что за ее смертью стояли не подчиняющиеся Совету фракции, я не знала, ­какое отношение все это имеет к моей бабушке, но уж лучше так, чем жить во лжи.